Грязная тайна - Ольга Джокер

поедем домой? – спрашивает Илья, сев рядом на диван и сложив на груди руки.

Он сердитый, хмурый. Когда сын в таком настроении – то просто вылитый отец!

— Скоро. Ты чем-то расстроен?

— Нас с Ромкой отшили, — заявляет серьезно.

— О боже! Почему?

— Сказали, что нужно сначала дорасти и только потом знакомиться.

Илья указывает на девчонок, которые им с Ромой понравились. Те сидят в другом конце зала вместе с родителями. Красивые, как куклы. Но взрослые — явно старше моего пятилетки.

С трудом прячу улыбку, утешаю Илью как могу. Говорю ему, что он у меня лучший на всем белом свете. И я его люблю. Для меня важно, чтобы в этих словах сын никогда не сомневался.

Домой мы попадаем после десяти. Илья уставший, обессиленный. Он тут же засыпает в своей кровати, позабыв о важных ритуалах перед сном: купании в ванне, чтении и заботливых поглаживаниях от обеих родителей.

— Уснул? – спрашивает Басаргин, застав меня на кухне.

Я делаю несколько жадных глотков воды и ставлю стакан на стол.

— Да. За две секунды. Уморили парня.

— Прекрасно, — отвечает Медведь и подходит ко мне вплотную.

Пульс частит, дыхание сбивается. Миша приподнимает мою юбку и впивается пальцами в ягодицы. Обожаю его грубость на острие.

— На днях я общался с Геннадием Борисовичем, — произносит Басаргин. – Он предложил тебе должность в главном следственном управлении. Хочешь?

Я ошарашенно открываю глаза и несколько раз подряд моргаю, не в силах вымолвить и слова.

— Правда?

— Правда, Лисёнок.

— Я хочу! Очень сильно хочу! Это же… мечта!

Басаргин накрывает губами мои губы и вторгается в рот языком. Делает мой вечер во много раз прекраснее.

Подхватывает под ягодицы, усаживает на столешницу. Я быстро расстёгиваю пуговицы на его рубашке, веду пальцами по горячей коже и безумно возбуждаюсь.

Медведь упирается между моих ног каменным стояком и углубляет поцелуй. Заводится вполоборота. Тем более сейчас — в летний сезон веснушек. Там.

— А в декрет не хочешь? – спрашивает Миша, с лёгкостью поддевая тонкую полоску стринг.

Я замираю и перестаю его касаться. Признаться честно, предложение неожиданное. Наверное, даже больше, чем предыдущее. Мы не заговаривали об этом раньше — просто не было времени.

— Басаргин, скажи честно. Ты ведь просто не хочешь отпускать меня на работу, потому что ревнуешь.

Мой голос дрожит, но не от волнения — от счастья. Улыбаюсь, перевожу разговор в шутку. Сердце работает на разрыв, ускоряясь с каждой секундой.

— Ревную. Пиздец как сильно, — даже не скрывает Миша.

— Знаешь, и в декрет я хочу, — отвечаю абсолютно правдиво. — С тобой я хочу всего.

Конец