Последние дни Помпеи - Эдвард Джордж Бульвер-Литтон

года, дружок. Не правда ли – два года, это вполне разумный срок. Как! Все еще молчание. Ну, два с половиной, три, четыре года! Пропади ты пропадом, приятель-демон! Ясно, что ты не женщина, а то не мог бы молчать так долго. Пять, шесть, десять лет! Плутон тебя побери! Не стану больше спрашивать.

И Созий в ярости опрокинул воду себе на ноги. Потом, после долгой возни и руготни, ему удалось высвободить себе голову из плотно окутывавшего ее полотенца. Он оглянулся кругом и увидел, что находится в потемках.

– Что это значит, Нидия? Лампа потухла… Ах, ты проказница, и ты исчезла! Да я изловлю тебя, ты заплатишь мне за эту проделку

Раб ощупью стал искать дверь. Она оказалась запертой на засов снаружи. Что тут делать? Стучать громко он не смел, кричать также, чтобы сам Арбак не услышал его и не узнал, что его надули. А тем временем Нидия, вероятно, уже пробралась через садовую калитку на волю и бежала.

«Но, – думал Созий, – должна же она вернуться к себе домой или, по крайней мере, остаться где-нибудь в городе. Завтра, на рассвете, чуть только рабы начнут убирать перистиль, я позову их, и меня, наверное, услышат. Тогда я отправлюсь отыскивать ее и приведу назад, прежде чем Арбак узнает о происшествии. Да! Это лучшее, что я могу сделать. Ах она лукавая изменница… Руки у меня так и чешутся! И притом оставить мне только сосуд с водой – добро бы еще это было вино, все же я мог бы утешиться!»

В то время как Созий, попавший в ловушку, сокрушался о своей участи и придумывал, как ему изловить Нидию, слепая с удивительной ловкостью и проворством, свойственными ей, как мы уже заметили выше, неслышными шагами шмыгнула по перистилю, вышла из противоположной двери, ведущей в сад, и с бьющимся сердцем направилась было к калитке, как вдруг услышала приближающиеся шаги и голос самого грозного Арбака. Она замерла в сомнении и ужасе. Но вот в ее голове быстро промелькнуло воспоминание, что есть другой ход, редко кем употребляемый, кроме разве прекрасных участниц в тайных пиршествах египтянина. Ход этот извивался вдоль фундамента массивного здания и вел к двери, также сообщавшейся с садом. Может быть, по счастливой случайности, дверь эта не заперта. При этой мысли она поспешно вернулась назад, спустилась по узенькой лестнице направо и очутилась у входа в коридор. Увы! Дверь была крепко-накрепко заперта. Пока она удостоверялась, что это действительно так, она услышала позади голос Каления, а секунду спустя и тихий ответ Арбака. Она не могла здесь оставаться. Очевидно, они шли к этой самой двери. Она бросилась вперед и очутилась на незнакомой почве. Воздух становился сырым и спертым, и это успокоило ее. Она подумала, что, вероятно, находится в подвалах роскошного дворца или, во всяком случае, в каком-нибудь месте, куда не забредет надменный владелец, как вдруг ее чуткое ухо снова уловило звук шагов и голосов. Дальше и дальше спешила она, протянув руки, которые теперь беспрестанно натыкались на массивные, толстые колонны. С чутьем, которому помогал ее страх, она избегала этих опасностей и продолжала идти. Чем дальше, тем воздух становился все сырее. По временам она останавливалась, чтобы перевести дух и слышала за собой приближающиеся шаги, неясный шепот. Наконец, она прямо уперлась в стену, очевидно, составлявшую крайнюю преграду на ее пути. Нет ли тут какой-нибудь норки, куда бы она могла спрятаться? Неужели никакой ямы, никакого отверстия? Нет, ничего. Она остановилась и заломила руки в отчаянии, но встрепенулась, когда голоса стали приближаться, и опять бросилась в сторону, к стене, и наткнувшись на острые устои, торчавшие кое-где, упала наземь. Хотя она сильно ушиблась, но не лишилась сознания, даже не вскрикнула. Напротив, она приветствовала этот случай с радостью, так как это давало ей нечто вроде убежища, куда можно укрыться. Прижавшись к углу, образуемому устоем, так что с одной стороны она была скрыта из виду, она сжала в комочек свое тщедушное легкое тело и, еле переводя дух, ждала своей участи.

Тем временем Арбак с жрецом направлялись к тайнику, где хранились хваленые сокровища египтянина. Они находились в обширном подземном атриуме, или зале. Низкий потолок подпирался короткими, толстыми колоннами, архитектуры очень отдаленной от греческого грациозного стиля тогдашнего периода. Единственная лампа, которую нес Арбак, бросала тусклый отблеск на голые шероховатые стены, сложенные из огромных камней, скрепленных странным образом, без цемента. Потревоженные гады тупо оглядывали пришельцев и быстро скрывались в тени стен.

Калений вздохнул, озираясь вокруг и вдыхая в себя сырой, спертый воздух.

– А между тем, – молвил Арбак с улыбкой заметив, что жрец дрожит, – вот эти самые мрачные погреба доставляют всю роскошь верхних покоев. Они похожи на землепашцев, – мы презираем их за грубую неотесанность, а они-то и питают тех гордецов, что презирают их.

– Куда ведет вон та темная галерея слева? – спросил Калений. – Она кажется бесконечной и как будто извивается в глубину Гадеса.

– Напротив, она ведет лишь в верхние хоромы, – отвечал Арбак небрежно, – мы же направляем путь свой направо.

Зала, как и во многих других домах в наиболее населенных кварталах Помпеи, в конце разветвлялась на два крыла, или коридора. Хотя длина их была, в сущности, невелика, однако казалась преувеличенной для глаза вследствие внезапной темноты, с которой боролся слабый свет лампы. К правому из этих коридоров (alae) приятели и направили свои стопы.

– Завтра блестящего Главка поместят в апартаменты столь же сырые, но гораздо менее просторные, чем эти, – заметил Калений, когда они проходили как раз мимо того места, куда забилась вессалийка, совершенно скрытая тенью широкой выдающейся подпорки.

– Да, но зато на другой день у него будет большой простор и сухое помещение на арене. А подумаешь, – продолжал Арбак медленно, – что одного твоего слова было бы достаточно, чтобы спасти его, а Арбака обречь на погибель!

– Это слово никогда не будет произнесено! – сказал Калений.

– Верно, друг Калений! Никогда не будет, – отвечал Арбак, фамильярно опираясь рукой о плечо жреца, – а теперь стой – вот мы и пришли…

Свет затрепетал на маленькой двери, глубоко вдавленной в стену и окованной несколькими железными скобками по темному грубому дереву. Арбак вынул из-за пояса небольшое кольцо, на котором висело три-четыре коротких, но крепких ключа. О, как забилось сердце жадного Каления, когда он услыхал скрип ржавого замка, как будто нехотя допускавшего к оберегаемым им сокровищам!

– Войди, друг мой, – пригласил Арбак, – а я повыше подыму лампу, чтобы ты мог насладиться видом сверкающих червонцев.