Слепой секундант - Дарья Плещеева

— Я болван, — ответил питомец. — Сразу нужно было ее туда отвезти! Ложись, дяденька. И пусть тебе приснится способ выкрасть Фофаню.

* * *

Утром Еремей доложил — способ не приснился, зато примерещилось другое — можно дать знать Фофане, что за ним пришли, подрядивши какое-нибудь запойное лицо духовного звания слоняться по дворам с чтением акафиста блаженному Феофану. Тогда Фофаня услышит и найдет способ выскочить.

Два часа спустя оказалось, что сон в ночь с Великой среды на Великий четверг не обязательно вещий: дьякон Успенской церкви на Сенной площади сказал, что такого акафиста еще не написано.

Андрей, доставив Машу с Дуняшкой к Валеру, взял с того слово, что он никого к ним и близко не подпустит.

— Как там моя Гиацинта? — спросил Валер.

— Готовится к свадьбе. Являет полную покорность благодетельнице.

— А ну как впрямь повенчается?! Что я тогда Элизе скажу?

— Ох, сударь, не такова она, чтобы ее можно было силком обвенчать! — Андрей рассмеялся. — Но скоро это приключение кончится. Мы уже висим на плечах у неприятеля. И возьмем его в его же логове.

— Послушайте, Соломин. И я бы хотел в сей вылазке поучаствовать!

— Не ранее, чем мы отвезем жену Венецкого в другое безопасное место.

— А отчего бы не сказать наконец правду графине?

— Оттого, что наш враг еще жив. Репутацию и Маши, и Гиацинты можно очистить только его кровью. Не спорьте. Ядовитого гада уничтожают. А теперь простите великодушно — я должен ехать на охоту за гадом. В любую минуту могут быть важные известия…

Местом сбора назначен был трактир на Столярной. Приехав туда, Андрей узнал: Дедка собрался с духом и покинул Гринмана; сани к самому крыльцу Василисы подкатили; чтобы внести Дедку в дом, его зазноба вызвала оттуда двух парней, у одного — драные ноздри, другой — черен, как арап.

— Уже неплохо, — сказал Андрей. — Мы знаем ее избу, теперь нужно изучить все подступы к ней. Савка! Ты детина видный, потолкуй с кухарками, с горничными, разведай про чердаки. А что Евгения?

— Вернулась откуда-то в мужском платье, — доложил Скапен-Лукашка. Сам он был в коротковатой женской шубейке, в юбке, голова замотана платком, при себе — корзинки с клюквой.

Ванюшку, который исправно сопроводил Дедку от гринмановского дома до Рогачева переулка, тоже обрядили бабой по случаю безбородой физиономии — конфетницей: конфетницы с лотками и в пост по дворам ходят.

Военная операция по добыванию грешника Фофани заняла еще два дня. За это время убедились, что Евгения держит под присмотром особняк Копьева и дом Поздняковой. Кроме того, она отправила верхового куда-то в сторону Екатерингофа, догонять его было несподручно. Затем она поздно вечером посетила Василису и пробыла у нее с полчаса.

— Что-то затевается, — сказал Андрей Венецкому за ужином, который случился чуть ли не в полночь. — Фофаню из дому выпускают лишь на несколько минут — и с крыльца за ним следят. Еремей этого человека опознал — беглый Селифашка, черти б его побрали. Нужник стоит как раз у забора, за забором дровяной сарай. Твои молодцы ночью залезли в сарай и разобрали заднюю стенку, смеялись — поленницы пришлось перекладывать. И доски в заборе расшевелили. Так что явилась возможность потолковать с рабом Божьим. Там бабы держат кур и по ночам петухи орут, значит, есть примета…

— Какая примета?

— С третьими петухами Фофане приспичит в нужник. Он заорет — живот-де схватило. И побежит. Селифашка, что его стережет, будет заспанный, да и темно на дворе. А Фофаня мимо нужника — за него, а там его у дыры встретят. А за воротами ждет мой Тимошка с возком.

— Утащат, как солдаты — девку! — Венецкий засмеялся. — И куда потом?

— К Валеру. Валер очень хотел быть полезен — ну так пусть слушает Фофанины причитания. Я его уж предупредил: рыдать-то Фофаня от благодарности станет непременно, а ручонки-то блудливые. Теперь все зависит от того, какие новости расскажет Фофаня.

Утром Валер доложил приехавшему Андрею: сокровище привезли, оно доподлинно рыдало, ползало на коленях, жалось к теплой печке и возглашало благодарственные псалмы, которых, оказывается, помнило наизусть с десяток. Потом Фофаня угомонился на кухне у плиты, попросив приставить к себе караул.

Через минуту Фофаня уже стоял на коленях перед Андреем и взывал о прощении.

— Сволочь я последняя и сукин сын!.. А сбитенник на подоконник кто поставил? — риторически вопрошал он. — И они, нехристи, знают, что сволочь я и сущий иуда! Удавить грозились! А я-то сбитенник — хвать, и на подоконник!

— Да понял я уже, понял, что ты подвиг совершил, — прервал его Андрей. — Теперь утри нос и отвечай на вопросы.

Ответы были таковы, что Андрей крепко чесал в затылке.

Фофаня оказался прав — Аввакум Клушин, который на самом деле — Парамошка Гвоздь, был изгнан Дедкой с Сенного рынка за такие дела, что и среди мошенников числятся дурными, и исхитрился часть собираемой вымогателями дани перевести на себя, но воспользоваться золотом не успел. Ущерб же из-за него главный вымогатель понес немалый.

После того, как по приказу молодчики Дедки пытались уничтожить Андрея, но в итоге потеряли троих человек убитыми и самого Дедку в придачу, Василиса забеспокоилась не на шутку. Неведомый господин, через Евгению оплачивавший услуги мошенников с Сенного рынка, платил хорошо — терять такой кусок хлеба совершенно не хотелось. А у Василисы росли две дочери, она их прятала в Торжке, хотела со временем хорошо отдать замуж и копила деньги на покупку жилья. Дочерей содержи, денежки откладывай, квартальному надзирателю и частному приставу делай подарки… Молодцы тоже просто так служить не станут — миновали времена, когда Василиса могла одними обещаниями нежной страсти отделываться.

Василиса подумала-подумала да и подняла ночью в комнате, где жила с Дедкой, половицы. Там был припрятан ларчик с имуществом сомнительного происхождения. Мало какой скупщик краденого добра возьмет золотую фигурную цепь от ордена Андрея Первозванного, потому что понятно — хозяин с нею не по доброй воле расстался, и продавать ее в столице — значит накликать на свою голову большие беды; были и иные приметные вещицы. Василиса изготовила узелок, в который увязала ценные побрякушки, и этим узелком поклонилась Евгении. Та приняла — и уговорились, что все поручения будет исполнять Василиса, тем более что исполнять нужно срочно, а Дедку — считать жителем того света и более не ждать. Евгения к тому же озлилась на Дедку из-за истории с федосеевской богадельней.

— Значит, с Поздняковой будет разбираться Василиса… Тебе диктовали для нее послание? — спросил Андрей.

— Диктовали…

— Припомнить можешь?

— Последний срок — Великая суббота. В церквах будет полно народу, барыне велено с ларцом, увязанным в платок, быть у Казанской, возле канунника. К ней в толпе подойдут и узел заберут…

— Сама Василиса, что ли?