Панджшер навсегда - Юрий Мещеряков

– Ты изменился, да? – Эта мимолетная, случайная нежность, принесенная ветром любви, сжала ее сердце, по-женски, даже по-матерински Малике стало жаль этого уставшего человека, которому так трудно отыскать свою дорогу.

– Я стал забывать свой собственный дом. Знаю, что так нельзя.

– Причина во мне?

– Нет, ты ни при чем, хотя иногда так хочется списать все на кого-то другого.

* * *

В декабре переправа по льдистым камням на другой, на левый берег Панджшера большого труда не представляла, зимой река потеряла напор, и глубину, и свою природную агрессию. Сразу же вошли в кустарник, в мелкий подлесок, на котором обвислой, старой шубой еще держалась пожухлая и усыпанная инеем желтая и зеленая листва. Густой подлесок полностью скрыл шестую роту от наблюдателей. В близлежащем кишлаке Ремизов должен был встретить взвод афганского спецназа и с этим усилением выдвинуться вперед и занять рубеж как раз напротив горловины Киджольского ущелья.

Афганский взвод по численности не уступал шестой роте, и командовал им бравый усатый майор с широкой улыбкой и большими амбициями.

– Я – майор! – тыча себе в грудь пальцем, говорил он, очевидно, имея в виду, что командир шурави всего лишь лейтенант и не мог им командовать.

– Майор, значит, майор, отлично, только это не имеет значения.

– Я майор, я командор. Мы бьем «духов», дошман хороб.

С русским языком он управлялся с трудом, но там, где говорят автоматы, можно обойтись и без языков. Ремизов огляделся, афганские солдаты, «зеленые», на самом деле оказались серыми, в толстой шерстяной униформе, в полевых фуражках из такой же ткани, в удобных чешских ботинках, но вместо шинелей или курток они носили с собой свернутые в рулон одеяла. В настоящий момент все это войско, далекое и от войны, и от всех прочих проблем, принимало поздний завтрак и пило чай с лепешками и кишмишем.

– Мы идем в Киджоль, ты с нами?

– Давай пить чай, угощаю. Успеем в Киджоль.

– Надо идти. Война. Так ты с нами?

– Да, – нехотя согласился майор, он все еще улыбался, но недовольные нотки в голосе уже проявились.

– Тогда иди за моей ротой, будешь прикрывать меня сзади. Понял меня?

– Понял. Фамиди, хуб.

– Тогда идем. – Дав дозору команду «вперед», Ремизов отправился вслед за ним, не оборачиваясь.

Перед левобережным Киджолем склон горы рассекала трещина, напоминавшая широкий овраг, по которой протекал небольшой, шириной в два шага ручей. Головной дозорный Сафаров перепрыгнул через него, и тут рядом с ним, разбрасывая каменные брызги, воткнулась пуля, он бросился бежать вверх по склону трещины, а следовавший за ним Комков задержался в растерянности.

– Не стоять! Бегом! Вперед!

Солдат бросился бежать, и вовремя – очередная пуля подняла фонтан в ручье за его пятками. Рота залегла за кустарником в ожидании решения командира.

– Ну, что делать будем? – спросил подошедший с конца колонны замполит. – Может, доложим в батальон, мол, снайпер бьет?

– Снайперы здесь везде. И в Рухе тоже. Ничего, замполит, все нормально. Справимся. Слушай задачу…

Это действительно бил снайпер, но, наверное, молодой и горячий. Торопился слишком, распылял внимание. Этим решили и воспользоваться. К краю кустарника подошел Хатуев.

– Думай только о том, что надо бежать, – жестко сказал Ремизов, – об этом «душке» и не вспоминай. Ничего не случится. Я тебе говорю! Следом за тобой Коцуев побежит, братишка твой, потом и остальные. Ты не один – ты первый. Ну, готов?

Ротный набрал в легкие воздух, уперся взглядом в Хатуева и рявкнул:

– Пошел!

Бег наперегонки с собственным страхом начался, только бы не споткнулся, но снайпер, хотя и ждал свою цель, все-таки проспал и стрелять начал только по Коцуеву, за которым уже бежал Фещук, а там Стансков, Бугаев, потом и сам Ремизов. Снайпер действительно торопился, пули стали ложиться чаще, но их разброс увеличился. Последними на другой берег ручья перебрались Черкасов и Кадыров, замкомандира четвертого взвода, оставшийся после побега Желтова в своем хозяйстве старшим.

– Ну вот. Всего и дел-то, – удовлетворенно усмехнулся командир роты, оглядывая своих людей.

Все смогли, и Сегень смог, и даже Мец. Он посмотрел назад, на оставленный ими берег ручья, там, прикрываясь кустарником, так и остался стоять бравый усатый майор, окруженный афганским спецназом.

Левобережный кишлак оказался небольшим, несколько нежилых заброшенных домов. Выбрали из них два понадежнее, расположились у дверей и окон, организовали наблюдение и оборону, эти места оказались лучшими, как в партере в драматическом театре. День, раскрашенный белыми и черными красками, сырой, промозглый, не обещал ничего хорошего. Белесое небо, затянутое низкими сплошными облаками, лохмотьями повисло над грязно-белой землей, от таявшего снега все становилось мокрым, приобретало темные, почти черные оттенки. Темнели бесформенными пятнами полуразрушенные дома, дорога, разбитая гусеницами танков и БМП, представляла собой сплошное черное месиво, обе реки, Панджшер и Аушаба, несли пенящуюся черную воду, которая и издалека представлялась ледяной и пробирала до костей. Драма началась скоро, не прошло и часа. Перед ними, как на ладони, находился Киджольский пятачок, то проклятое место, где было разбито и сожжено множество боевых и безобидных гражданских машин, где погибло столько людей. Они впервые видели его с этого направления, и открывшаяся панорама захватила дух. Итак, занавес!

Боевые машины разведывательной и четвертой роты, натужно выбрасывая из эжекторов синий прозрачный дым, преодолели полку, в ожидании команды гудели двигателями машины пятой. Машины разведчиков контурами отличались от других, и Ремизов хорошо наблюдал в бинокль их широкие башни, короткие пушки, предназначенные для другого боеприпаса. Первые две машины, переваливаясь на камнях, задирая нос, приседая на задние катки, прошли развороченный брод в этот раз беспрепятственно и остановились на противоположной полке. Это карикатурное движение, эта беспомощность красивых и мощных машин вызвали у него первый прилив тревоги, онемение кожи лица, перехватили горло. А кто бы мог бесчувственно наблюдать со стороны, как они подставляют борта под вражеские прицелы? Из-за большой дальности командир роты даже с помощью бинокля не различал бортовых номеров, а в случае боя, имея при себе только стрелковое оружие, ничем не смог бы им помочь, разве только снайперской винтовкой. Расстелив на низком афганском столе карту, он офицерской линейкой измерил возможные рубежи, на которых могли располагаться огневые позиции безоткатных орудий и ДШК, и почти везде дальность до них от его точки превышала два километра. Вот и весь расклад.

Третья машина подошла к броду, застопорилась, начала вертеться между камней, как и предыдущие, по ее тонкому и длинному стволу Ремизов определил, что она либо из четвертой, либо из пятой роты. Перед входом в воду ее движение еще более замедлилось, и в этот момент рядом с машиной с небольшим недолетом разорвалась реактивная граната, на белом снегу образовалось черное пятно, усыпанное по кругу комьями вырванной земли. Механик-водитель не видел и не слышал разрыва, движение машины не изменилось, оно так и осталось плавным, слишком плавным, крадущимся, наводчик-оператор не развернул башню по направлению выстрела безоткатного орудия. И следующая граната воткнулась в левый борт, ближе к корме, а из приоткрытых башенных люков, из щелей между броневыми листами, вырвались волны черного дыма.