Эхолетие - Андрей Сеченых

Удача улыбнулась неожиданно через неделю. К этому времени Бартенев уже не наблюдал за входом со стороны, а нагло прогуливался вдоль здания управления, исподтишка разглядывая встречные лица. Неожиданно с ним поравнялась небольшая фигурка, завернутая в овчинный тулупчик. Глаза их встретились, и Владимир Андреевич закусил губы до боли, чтобы не застонать. Это был Палач. Ненавистное лицо с оттопыренным ухом прошло мимо, обдало водочным перегаром. Прозрачные глаза мельком оглядели незнакомца и продолжили разглядывать снег под ногами. Бартенев усилием воли продолжил неторопливую прогулку, тщательно запомнив одежду того, кого искал всю неделю. После обеда Владимир Андреевич сменил кожаное пальто летчика на ватник, сапоги на валенки и заранее расположился на противоположной стороне улицы, прямо напротив управления. Снежинки медленно закрыли дороги белым ковром, но ему было не до этой красоты. Слезящиеся от холода глаза были сосредоточены на центральном входе управления. Ровно в шесть знакомый силуэт вышел из здания, и Бартенев сжался, как пружина. Слегка пошатываясь, Палач брел не торопясь, не оглядываясь по сторонам и не обращая внимания на прохожих. Бартенев, прячась в тени деревьев и не выпуская объект из вида, благополучно довел его до самого дома. Когда он вышел из двора на проспект, на ладонях обеих рук остались глубокие, до крови, раны от ногтей. Половина дела была сделана.

Следующие две недели Бартенев изучал привычки чекиста, хотя их было немного. Если с утра был не очень трезв, то к вечеру был пьян, дольше шел домой и раньше ложился спать. Иногда Бартенев наблюдал Палача трезвым, проходящим мимо со злобным выражением лица. В гости к нему никто не заходил, и сам он передвигался только до места службы и обратно. Это обстоятельство, а так же последний этаж дома, где располагалась его квартира, легли в основу плана ликвидации Палача. Бартенев обследовал подъезды дома и убедился, что они имеют выход на чердак, но закрыты амбарными замками. Владимир Андреевич так же установил, что дворника звали Иваном Семеновичем. Однажды он услышал, как молодая женщина сделала тому замечание, что он плохо очищает двор от снега. Таким образом, была вписана еще одна строчка в план. Остались только некоторые штрихи. Надо было придумать, как приблизиться к объекту и не вспугнуть его раньше времени. Наконец, решение было найдено.

Накануне Бартенев обратил внимание, с какой поспешностью Палач возвращался домой. Это значило только одно – вечером намечалась пьянка. Действовать надо было без промедления. Утром Владимир Андреевич прогладил чугунным утюгом военную форму и остался ею доволен. Ровно за полчаса до выхода объекта из дома он был уже в его дворе и не спеша прогуливался по его краю с папироской в руках. Как только скрипнула дверь, Бартенев устремился к ней и, пройдя с независимым взглядом и высокой поднятой головой мимо Палача, скрылся в глубине подъезда. «Пусть теперь думает, что мы соседи». Владимир Андреевич был уверен, что тот успел его рассмотреть. Состояние похмелья было подходящим, значит, вечером будет продолжение. Сомнений не осталось, действовать надо сегодня. Спешить было нельзя, но и терять время тоже.

После обеда, купив пару бутылок водки в магазине и прихватив еще одну из-под коньяка, с заранее налитым в нее чаем, Бартенев зашел в подсобку подъезда Палача, где проживал дворник, и бодро поприветствовал того по имени. Через пять минут Иван Семенович радостно вкушал горячительный напиток с разбитным летчиком из Испании. Еще через полтора часа дворник пристроился на свою кровать и, заботливо укрытый одеялом, глубоко уснул. Бартенев нашел в ящике стола связку ключей и поспешил на последний этаж. Замок чердака сопротивлялся недолго. Бартенев оставил его висеть открытым, зацепив за одну из двух приваренных металлических ушек. Такая же процедура произошла и в соседнем подъезде. Избежав нежелательных встреч с людьми, Бартенев вернулся в подсобку и положил ключи на место. Дворник лежал в том же положении, мерно похрапывая в густую бороду.

Владимир Андреевич спрятал бутафорскую бутылку в чемодан и пошел в сторону здания НКВД. Бартенев понимал, что каждое его появление рядом с наркоматом не проходит незамеченным, тем более, когда он прохаживается в военной форме летчика. Но ему необходимо было точно знать, когда Палач покинет здание. Для безопасности нужна была маскировка, и он её нашел еще неделю назад. Владимир Андреевич случайно познакомился с девушкой по имени Лена, невысокой кареглазой брюнеткой, приехавшей из Ростова погостить у тетки. Девушка сама подошла к красавцу – авиатору и сказала, что видела его уже на этом месте раньше. Когда Бартенев объяснил, что он договорился встретиться на этом месте со своим армейским другом, но не знает, когда он появится, она нашла это романтичным и предложила ждать его вместе. Они начали встречаться почти каждый день. Теперь Владимир Андреевич стал более заметным рядом со стройной девушкой в серой каракулевой шубке, однако менее уязвимым. Мило общающаяся парочка ни у кого не вызывала вопросов. Так было и сегодня. Лена, правда, уже начала удивляться стойкости оловянного солдатика, но Владимир Андреевич смог её убедить в том, что этот стоицизм ненадолго.

Где-то в половине седьмого дверь управления хлопнула, и знакомый светлый полушубок поплелся домой, изредка матерясь на ямы и обледенелую дорогу. Бартенев попрощался с Леной, поспешил в дворницкую и занял наблюдательный пост у окна. Недавний собутыльник мерно похрапывал. Двор был пуст, за всё время через него прошла бабулька в темно-синем пальто и зашла в соседний подъезд, да еще стайка пацанов, болтающих между собой, улетела из двора в большой оживленный мир. Бартенев нисколько не нервничал и чувствовал себя уверенно, как перед началом лекции для студентов. Поэтому, когда появился светлый полушубок, Владимир Андреевич спокойно проследовал на четвертый этаж, закинул на чердак пальто и чемодан, расстегнул френч и спрятался за кирпичным выступом стены подъезда. Тяжелая поступь пьяного чекиста была слышна издалека. Когда шаги поравнялись с Бартеневым, он, слегка пошатываясь, вышел из укрытия и, заикаясь, попросил прикурить. Палач насторожился, однако убрал ключи от квартиры в карман и, прислонясь к перилам, полез за спичками. Бартенев мгновенно присел, подхватил жертву за внутренние сгибы коленей и легко перекинул ее через перила. Через пару секунд из темноты прилетел ожидаемый звук упавшего тела. Владимир Андреевич, не теряя времени, поднялся по металлической лестнице на чердак, оделся, взял чемодан и, стараясь не топать, спокойно вышел через соседний подъезд во двор, а оттуда на улицу.

В комнате воцарилась тишина. Слышно было, как где-то этажом выше хлопнула дверь, и послышались быстрые шаги по лестнице. Игнатьев молча курил папиросу, выдыхая дым в открытую форточку, Лёшка тоже курил, складывая сигаретный пепел ровными цилиндрами в пепельницу.

– Потом уже из газет узнал, что на боевом посту погиб Нелюбин Филимон Семенович, холодная голова, горячее сердце… ну и так далее. Ну, как тебе история, журналист, подойдет? – Игнатьев – Бартенев нарушил молчание, не отрывая взгляда от окна, – думаешь, напечатают её в газете?

– Я не журналист, – просто ответил Лешка, – я студент юридического.

– А… борец с преступностью. Как я сразу не догадался, – дворник повернулся к нему лицом и протянул вперед руки, – сопротивляться не буду… надоело уже. Можешь отвести меня в милицию и сдать. Наверно, медальку дадут, а может, даже курсовую работу зачтут. Только ответь сначала, как ты меня нашел? За сорок лет никто не смог, а ты взял и нашел, и записка с фотографией откуда?