Потемкин - Наталья Болотина

На следующий день, 23 мая, гости города стали свидетелями военно-морских маневров: было проведено показательное «бомбардирование» с бомбардирского корабля «Страшный» специального «городка», устроенного против рейда на северном берегу в трехстах саженях. Екатерина и многочисленные сопровождающие сначала на шлюпках осмотрели самые примечательные корабли «Слава Екатерины», 40-пушечный фрегат «Легкой» и 50-пушечный «Святой Андрей», привлекший особое внимание императора Иосифа II. Затем уже из дворца императрица наблюдала за действиями бомбардирского корабля. С пятого выстрела «городок» был зажжен. Поистине Севастополь стал триумфом Потемкина, но успокаиваться ему было еще рано. Императорское шествие продолжалось, и следовало позаботиться о том, чтобы впечатления государыни от вверенного ему края не только не ослабли, а, наоборот, укрепились и усилились. И конечно, он не уставал стараться в своих затеях, а благодатный крымский край помогал ему своей необыкновенно красивой природой.

Сохранилось романтическое предание об одной из диковинок, придуманной князем для своей государыни, но, к сожалению, официальные источники ничего не говорят о событии, случившемся в мае 1787 г. неподалеку от пригорода Севастополя — Балаклавы. Здесь поселились в большом количестве греки, бежавшие от турецкого гнета. Перед поездкой в Крым в одном из разговоров Потемкин стал восхвалять храбрость греков и даже жен их. Смеясь, Екатерина спросила: чем он может доказать свои слова? И светлейший пообещал ей предоставить свидетельство своего мнения. Дав такое обещание, Потемкин еще из Петербурга послал в марте 1787 г. повеление подполковнику Балаклавского греческого полка Чапони непременно устроить амазонскую роту из вооруженных женщин. Делать было нечего — надо выполнять приказ светлейшего. Жена старшего ротного капитана Сарданова Елена стала капитаном амазонской роты, а под ее начальством собралось сто дам, жен греческих военных. Был придуман наряд для новых амазонок, конечно, более скромный, чем у их легендарных предшественниц. Он состоял из юбки малинового бархата, обшитой золотым галуном и золотой бахромой, курточки зеленого бархата, также обшитой золотым галуном. Одеяние добавлял тюрбан на голову из белой дымки, вышитый золотом и блестками, с белыми страусовыми перьями. Вооружение амазонок состояло из одного ружья и трех патронов пороху.

Для встречи императрицы недалеко от Балаклавы была устроена аллея на четыре версты из лавровых деревьев, усеянная лимонами и апельсинами. Посредине дорогу покрыли лавровыми ветвями, а в конце расположили палатку, где на столе было приготовлено Евангелие, крест, хлеб и соль.

Император Иосиф II выехал вперед из императорского кортежа, желая осмотреть Балаклаву, и первый обнаружил амазонскую роту. Подъехав к начальнице Елене Сардановой, именитый путешественник не удержался и от восхищения поцеловал ее в губы. Увидев это, амазонская рота взбунтовалась, но прекрасная Елена успокоила всех, сказав, что император не отнял у нее губ и не оставил своих. Вскоре прибыла императрица. Потемкин просил ее позволения стрелять амазонской роте, чтобы доказать храбрость греческих женщин, но Екатерина уже все и так поняла. Подозвав через переводчика Гаврено Елену Сарданову, государыня подала ей руку из кареты, поцеловала в лоб и, потрепав по плечу, сказала: «Поздравляю вас, амазонский капитан, ваша рота исправна. Я ею очень довольна». Потемкин торжествовал: он исполнил данное своей покровительнице слово. Из Симферополя Екатерина прислала Елене монаршее благоволение и бриллиантовый перстень в 1800 руб., а прочим амазонкам — денежное вознаграждение.

Из Севастополя Екатерина поехала прекрасной Байдарской долиной, часть которой принадлежала светлейшему. Каждый шаг здесь являл зрению различные виды, составленные из живых картин, в приятном смешении гор, обиталищ, плодоносящих деревьев и неподражаемых неровностей местоположения с речными «водоскатами». Художники, состоящие в штате Потемкина, искусно использовали все выгоды, представляемые крымской природой. Но Потемкин своей неуемной деятельностью сумел сам во многом изменить ландшафт крымских мест, его растительную палитру. В 1786 г. он заказал для своего сада в принадлежащей ему тогда Алупке, ставшей спустя годы истинной жемчужиной Южного берега Крыма, из разных средиземноморских стран новые растения: итальянскую сосну, кипарисы, кедры, платаны и многие другие. Мягкий теплый климат позволил ему обогатить ландшафт иноземными растениями, и теперь они кажутся органически присущими Крыму. В 1801 г. писателю Павлу Сумарокову местные жители Алупки показали особую достопримечательность этих мест — самые первые на полуострове кипарисы, прародители всех остальных. Они же рассказали путешественнику, что прежним владельцем здесь был задуман ботанический сад, и «князь Потемкин, усердный покровитель сего полуострова, выписывал из Анатолии, Царьграда, равно и из других мест лучшие для него произрастания, кои все укоренились с успехом».

В Карасубазаре 26 мая Екатерину ждало новое представление: когда вечером она вышла из выстроенного стараниями Потемкина изящного дворца в обширный английский сад, чтобы насладиться прохладой и свежестью цветов, все пригорки на десять верст кругом вспыхнули рядами разноцветных огней фейерверка. Посреди этого горящего круга возвышалась конусообразная гора, на ней яркими огнями блистало вензелевое имя Екатерины. Зрителями необычайного для этих мест представления стали и местные жители — татары, собравшиеся на окрестных горах. Они были настолько поражены происходящим, что даже официальные летописцы — составители «Камер-фурьерского журнала» — записали: «когда горели фейерверверочные колеса и щит, сколько сему любовались, столько напоследок были устрашены пущенными в великих тысячах кучами ракет, отчего в самое кратчайшее время не точию на горах, даже и внизу оных не видимо было татарских зрителей».

Как же оценивала путешествие сама Екатерина II? 12 мая 1787 г., еще на пути в Херсон, она пишет главнокомандующему в Москве генерал-аншефу П.Д. Еропкину: «Хорошо видеть сии места своими глазами; нам сказали, что найдем жары несносные человечеству, а мы наехали — воздух теплый и ветр свежий…; здесь все делается и успевает с меньшей хотя силою (сравните с Санкт-Петербургской губернией), издержкою и отягощением противу той, польза окажется со временем, как во всех великих предприятиях, которых польза не всегда, в начале паче, открыта понятию множества…» К нему же она обращается 20 мая из Бахчисарая: «Кричали и против Крыма, пугали и отсоветовали обозреть самолично. Сюда приехавши, ищу причины такового предубеждения безрассудного». Своему внуку, великому князю Александру Павловичу, она пишет 28 мая из старого Крыма: «…дорога сия мне тем паче приятна, что везде нахожу усердие и радение, и, кажется, весь сей край в короткое время ни которой российской губернии устройством и порядком ни в чем не уступит». Как видим, императрица, весьма проницательная и умная женщина, не была введена в заблуждение триумфальными воротами и декорациями, а сумела трезво и объективно оценить деятельность Потемкина.

Перед отъездом из Крыма Екатерина щедро наградила таврических военных и гражданских чиновников, пожаловала 30 мая в Карасубазаре денежные средства духовенству, находящемуся при Черноморском флоте в Севастополе, греческому духовенству в Феодосии и Бахчисарае, а также на мечеть и дервишам, не забыла и об открытых в области Таврической училищах. Нижним чинам всех войск было определено по рублю на человека. Татарские чиновники и мурзы, проводив императрицу до станции в Баши, были отпущены «в свои места», а на их место в кортеже для сопровождения Екатерины II заступил генерал-майор Денисов с отрядом Донского войска. 31 мая через Перекоп государыня покинула благословенный Крым, 3500 конных казаков и калмыков под звуки пушечной стрельбы провожали вельможную гостью у Каменного моста.