Источник счастья. Небо над бездной - Полина Дашкова

После выстрелов Каплан бросилась бежать, но через несколькоминут остановилась, обернулась лицом к бегущим и ждала, пока ее арестуют».

Федор понял, о чем речь.

С декабря двадцать первого года в Москве шла подготовка коткрытому суду над партией правых эсеров. Большевики методично расправлялись сполитическими конкурентами, искореняли оппозицию. Главным пунктом обвиненияэсеров должны были стать три крупных теракта достопамятного лета восемнадцатогогода: убийства Володарского и Урицкого, покушение на Ленина.

Недавно ВЧК упразднили, учредили НКВД, то есть Народныйкомиссариат внутренних дел, и при нем ГПУ, Государственное политическоеуправление. Реформа сопровождалась тонной бумаг. Протоколы, проектыпостановлений, служебные записки.

Однажды Федор услышал, как Надежда Константиновна читалаЛенину вслух протокол заседания комиссии Каменева и Сталина по вопросу ореорганизации ВЧК. В протоколе подробно прописывались функции и полномочияновых ведомств. Но первым пунктом был вопрос о некоей «известной рукописи»,которая должна выйти в печати за границей не позже чем через две недели.

— Какая рукопись? При чем здесь рукопись? — проворчалаКрупская.

Ленин не стал ничего объяснять, потребовал читать дальше.Потом Федор осторожно спросил у Бокия, о чем могла идти речь.

— Они хотят опозориться на весь мир. Наняли какого-топроходимца, он строчит под их диктовку чистосердечное признание. Собираютсястроить открытый процесс на грубой, бездарной фальшивке.

Глеб Иванович выпалил это сгоряча и тут же добавил:

— Ладно, не твое дело. Тебе лучше не знать.

Теперь Федор держал в руках как раз ту самую, ужеопубликованную, рукопись и думал: «Не мое дело, лучше не знать».

— Вот, я тоже не смог читать эту чушь, — сказал Петька, —представь, как оно прозвучит на открытом международном процессе. Все знают, чтоСеменов — провокатор, чекист. Что эта несчастная юродивая Каплан никогда впартии социалистов революционеров не состояла и была слепа как крот. Что, когдаубивали Володарского, мотор в машине заглох именно там, где дожидался убийца. Ис юным поэтом Каннегисером тоже все как-то мутно, странно. Говорят, он стрелятьвообще не умел, а Урицкого уложил на ходу, с первого выстрела.

— Хватит! — перебил Федор. — Мне это не интересно. Я об этомне знаю и знать не хочу.

— Все ты отлично знаешь и тебе очень даже интересно. Пойми,для большевиков открытый процесс станет политическим крахом. Они опозорятсяперед всем миром. Они стоят на краю пропасти. Нужно помочь, лишь слегкаподтолкнуть.

— Петька, лучше уйди. Вот, возьми двести марок и уходи, —пробормотал Федор.

У него заболела голова. Давно уж не болела так сильно.Петька отстранил его руку с деньгами и продолжал говорить, горячо, влажно дышав ухо:

— Если бы в Ленина стрелял настоящий террорист, он бы непромахнулся. Эсеры — серьезные ребята, у них что, не нашлось опытного стрелка?Тут говорят, пишут, что и свои могли. Свердлов, Дзержинский. Но, захоти они,грохнули бы точно. Третий вариант. Инсценировка. Давайте-ка, Владимир Ильич, мывас слегка подстрелим, во имя победы мировой революции. И он, как жертвенныйовен, готов! Согласен. Подстрелите меня, товарищи, только аккуратно, незаденьте в темноте мои жизненно важные органы. Слушай, Федька, ты ведь был там,в Кремле, когда его привезли с митинга. Ты оказывал первую помощь. Твоесвидетельство бесценно. Им все равно конец, надо только подтолкнуть. Не былопулевых ранений. Ну, ведь не было?

Голова разрывалась от боли. Красный туман застилал глаза. Судорогапрошла по телу, и стало невыносимо жарко. А Степаненко все не умолкал, неотпускал его локтя.

— Дрожишь. Вспотел. Кажется, жар у тебя. Скажи правду,Федька, и станет легче. Это твой долг, человеческий, гражданский. Это твойшанс. Когда с большевиками будет покончено, тебя никто пальцем не тронет,словом не попрекнет за преступное сотрудничество с ними.

— Петька, ты разве не сотрудничал? Я всего лишь врач, ядалек от политики. А ты большевик со стажем, был крупным чиновником и сбежалотнюдь не по политическим мотивам, ты проворовался и сбежал, — Федор удивился,как ему удалось произнести такой длинный осмысленный монолог и даже улыбнуться.

— Брось, я уже давно здесь. Я искупаю свою вину борьбой сними. И воровал я по идейным соображениям, чтобы им меньше досталось. А ты имслужишь. Лечишь Ленина. Ну, Федька, именно как врач ты должен перед всем миромразоблачить наглую, циничную ложь. Не было ранений. Все спектакль, от начала доконца. Ведь так?

— Уйди, — прошептал Федор, едва шевеля высохшими губами, изпоследних сил пытаясь вырвать локоть.

— Мы соберем пресс-конференцию. Они к тебе не смогутподобраться, мы гарантируем безопасность.

— Кто — мы? Кто тебя прислал? — Федор не слышал собственногоголоса, боль оглушала.

— Армия возрождения России. У нас есть оружие, пресса,международные связи. Сейчас, когда готовится этот суд, все объединились, забылиполитические склоки, у всех одна цель — очистить Россию от большевистскойсволочи. Союз защиты Родины и Свободы, белогвардейский «Ледовый поход». Все снами, у всех одна цель. Силы колоссальные. Западная социал-демократия, всямировая общественность. Твое свидетельство, твое публичное заявление станетбомбой. Ну, решайся, Федька! Если ты струсишь сейчас, потом не простишь себе.

Они остались одни в маленькой полутемной прихожей. Исчезлахозяйка, никто из постояльцев не вошел, не вышел.

От Степаненко слабо пахло бритвенным кремом и одеколоном.Лютая боль странно обострила чувства и прояснила мысли. Запах не вязался снищенским обличьем. И почему-то держал его Степаненко за локоть левой рукой,хотя левшой не был. Правая кисть пряталась в кармане широких галифе.

— Не молчи, скажи хотя бы одно слово. Был он ранен? Да илинет?

— Да, — хрипло произнес Федор, — он был ранен.

Пальцы Степаненко медленно разжались. Правая рукавыскользнула из кармана, и стало видно, как сразу отвис этот карман подтяжестью пистолета.

— Что тут происходит? Господин Агапкин, все в порядке? —прозвучал рядом громкий голос хозяйки.

— Да, дорогая, любезная фрау. Все в порядке. Я ухожу,простите за беспокойство, — проворковал Степаненко, снял с вешалки пальто и, несказав больше ни слова, исчез за дверью.

Вуду-Шамбальск, 2007

Ранним утром Кольт сидел в зимнем саду Тамерланова, в плетеномкресле, пил свежий ананасовый сок, пытался читать газету, но не могсосредоточиться на скучных экономических новостях. Слишком тут было хорошо.