Ричард Длинные Руки - штатгалтер - Гай Юлий Орловский

– И Творец не знает?

– Создатель знает все, – отрезал Михаил, не глядя в его сторону, – но позволяет нам самим решать эти мелкие… вопросы. И мы должны решать!

Азазель ехидно улыбнулся.

– Мне вообще-то кажется, если не сможете решать сами, он просто сотрет вас из этого мира.

– Сотрет и тебя! – сказал Михаил гневно.

– Не уверен, – ответил Азазель задумчиво. – Все-таки я отстранен от решения вопросов. А то бы я вам нарешал… В общем, какие-то предположения есть? Куда они пошли?

Михаил сказал с возгорающимся гневом:

– Конечно, в ад!

Азазель покачал головой.

– Вот так прямо в ад? Вельзевул не допустит их появления.

– Они же его союзники!

– Ты сам не веришь тому, – сказал Азазель уличающе, – что несешь. Вельзевул не хочет ничего менять. Он принял наказание и выполняет все, что ему велено.

– Все равно они в аду, – выкрикнул Михаил. – Пусть даже тайком от Вельзевула. На земле им не спрятаться! Если сам не увижу, мои сорок миллионов ангелов отыщут и укажут место. Только в аду!

Азазель хотел что-то сказать, но я опередил:

– Хорошо-хорошо! Мы постараемся отыскать. Если получится, мы передадим тебе их живыми.

Азазель сказал едко:

– Посмотрим, сможешь ли.

Я сказал, стараясь погасить нарастающий спор:

– Мы посмотрим на земле и в аду, вы посмотрите на небесах и… тоже на земле. Есть же недоступные на земле места для нас? Ну, вершины гор, заполярная шапка, жерла вулканов… Вы туда тоже не заглядываете, вам же люди нужны, потому даже не знаете, что на морском дне кишит жизнь и даже под приполярными льдами… Гм, это неважно, будем искать все, где нам доступно! Спасибо, Михаил! Ты свободен.

Азазель взглянул на меня быстро и удивленно, а Михаил настолько был заворожен моей плавной и напористой речью, что при последних словах даже не вдумался, а сразу же исчез, словно с ним говорил не созданный Творцом по своему образу и подобию комок мокрой глины, а сам Всевышний.

– Ну ты крут, – проговорил Азазель с уважением, которого я в нем раньше не замечал, – Сэр Ричард, вы бы себя слыхали… И видели!

– На кого похож? – спросил я. – На Луи или Наполеона?.. Впрочем, что они рядом с моим Величеством!.. В общем, Азазель, мне нужно в Геннегау. Так что пока прощаемся.

Он вскинул брови.

– Что? Коня и собачку оставишь здесь?

– Я ненадолго, – заверил я. – Ты с ними ладишь, присмотри за ними, хорошо? Я туда и обратно. Дела есть.

Он посмотрел на меня в изумлении, вдруг расхохотался.

– Ты бы посмотрел на себя! Говоришь так уверенно, почти приказываешь. Я у тебя уже конюх и псарь? Хоть, конечно, такой конь и такой пес…

– Прости, – сказал я искренне, – просто думаю уже о другом, время поджимает, а всегда что-то не доделано, да еще в самом важном месте, как у нас постоянно. Потому моя речь несколько…

– Прямолинейна, – подсказал он. – Говоришь то, что думаешь, а это в обычных условиях недопустимо. Общество создать бы не удалось, если бы люди в самом деле говорили друг другу то, что о них думают. Но мы не общество, у нас почти армия, а тут законы иные.

– Так присмотришь? – спросил я.

Он ухмыльнулся.

– Молодец, силен и напорист, от генеральной линии не отступаешь. Присмотрю. Совсем недавно тебя в дрожь бы бросило любое упоминание о Темных ангелах, о путешествии в ад, о разговоре с Вельзевулом! А сейчас каждое твое слово, как в бронзе отлито. И звучит так, словно даже ангелы у тебя на побегушках.

Я развел руками.

– Сейчас я настолько прижат вилами к стене, что да, огрубел, сразу к делу, никакого петтинга. В общем, я отбываю…

Он сказал быстро:

– Можешь отсюда. Я же понимаю, у тебя есть и другие способы, кроме как на коне или пешком. Или очень уж отвратительные?

Я покачал головой.

– Не настолько же я эстет…

Он посерьезнел, когда я коснулся пальцами бицепса на другой руке.

– Постой… Это очень опасная штука.

– Знаю.

– У тебя есть и другие возможности, – сказал он. – А эта может убить, может занести в такое место, где лучше бы убила.

– Мне надо спешить, – ответил я. – А это самый быстрый вариант.

Он поднялся, подошел и внимательно посмотрел в глаза.

– Почему не использовать корону Властелина? С ее помощью можешь появиться везде… кроме церквей и монастырей, понятно. Даже там, может быть, удастся, так как зло и чернота души есть везде. Только не злоупотребляй, за все приходится платить. Душа тоже может и заболеть, и скукожиться, и почернеть…

Я уже коснулся завитушек на браслете, но Азазель покачал головой, я спросил быстро:

– Как? Я готов попробовать.

– Надень корону, – посоветовал он. – А когда прибудешь, можно и снять, верно?.. Сосредоточься на том месте, где хочешь появиться. У тебя, к счастью, хороший мозг. Простолюдины и простые люди даже из самых знатных вообще не могут сосредоточиться на чем-то одном, у них внимание постоянно скачет, а тебя как будто специально готовили.

– Меня готовили, – ответил я, промолчав про детский сад, школу, армию, институт, везде требовали уметь сосредотачиваться на учебе и трудных задачах. – Так что…

– Давай, – сказал он.

Я протянул руку, сосредоточился, на ладонь опустилась холодная тяжесть нейтронной звезды, что одновременно ничего не весит, словно держу нечто призрачное.

Азазель молча смотрел на корону из странного черного металла, черные бриллианты, если это бриллианты, усеивают ее так густо, что металла почти и не видно, и от всех них струится зловещий черный свет.

Я обеими руками поднял и насадил на голову так, чтобы обод прижал лоб, а тот крупный рубин зловещего вида оказался точно над переносицей.

– Теперь можно, – прошептал Азазель, – только ни на что не отвлекитесь, это смертельно опасно!

Не думать о белой обезьяне, подумал я зло, и она тут же встала перед глазами. Я стиснул челюсти, при всей своей недисциплинированности я все же ее образец, если сравнивать с теми, кто меня окружает, так что давай, соберись…

В черепе на краткий миг словно бы все погрузилось в жидкий гелий, но через миллисекунду я с теми же широко раскрытыми глазами увидел перед собой обстановку совсем другой комнаты, это же та, которую я облюбовал во дворце Рюккерта для своего кабинета!

Я не один, в кресле у окна расположилась с удобствами Бабетта, у нее на коленях с полдюжины свитков, она рассматривает один с великим прилежанием.

Торопливо убрав корону, я пошел к ней, чувствую нарастающую ярость.