Закат Америки. Уже скоро - Чарльз Капхен

В то же время Клинтон проводил политику явного идеалистического «оттенка» — руководил глобализацией, защищал окружающую среду, боролся с кризисом здравоохранения в развивающемся мире, повышал значимость международных институтов. Он понимал, что возвышение других центров силы окажется на пользу Америке — при том, что у него возникали сложности во взаимоотношениях с Европой. Самюэль Бергер так охарактеризовал взгляды Клинтона: «Он сознавал, что древняя парадигма „победил-проиграл“, господствовавшая во времена „холодной войны“, уже не работает. Если Европа становится сильнее, нам же лучше, а никак не хуже. Если Латинская Америка интегрируется, нам опять же лучше, а не хуже».[349]Самого Бергера описывали как олицетворение равновесия между реализмом и идеализмом: «Он становился то идеалистом а-ля Вильсон, то реалистом в духе Генри Киссинджера. Он отказывался выбирать между консервативным изоляционизмом и либеральным интернационализмом».[350]

Несмотря на то что члены команды Клинтона эффективно комбинировали реализм с идеализмом на практике, они не делали этого сознательно — то есть никогда не декларировали принципов, которые служили концептуальным основанием их деятельности. Поэтому внешняя политика администрации Клинтона была непоследовательной и не производила впечатления цельной. Да, администрации нередко случалось принимать верные внешнеполитические решения, однако они не выстраивались в большую стратегию. Вдобавок именно потому, что Клинтон не сумел сформулировать стратегические принципы, с которыми можно было бы выйти к избирателям, он так и не приступил к формированию нового американского интернационализма.

Проблемы Буша заключались в другом. Он придерживался реализма, не отвлекался на «идеалистические иллюзии», а потому проводил монолитную внешнюю политику, плохо гармонирующую с сегодняшним днем. Администрация Буша первоначально сосредоточилась на традиционалистской концепции: восстановление американской военной мощи, ограничение распространения ядерного оружия, укрепление давних союзов с Европой, Японией, Тайванем, подготовка к соперничеству с Китаем. Однако ход событий вынудил Буша изменить политику и сделать приоритетом борьбу с мировым терроризмом. Реализм торжествовал. Волфовиц пообещал «покончить» со странами, поддерживающими терроризм. Администрация предупредила всех, кто захотел услышать, что им предстоит определиться — с Америкой они или против нее. В разгар поисков внешнего врага сатирическая газета «Онион» съязвила: «Президент Буш обратился к Усаме Бен Ладену с просьбой создать государство, на которое США могли бы напасть».[351]

Буш не спешил одергивать воинственных советников, терпеливо выжидая удобного момента для начала военной акции. Однако его «твердокаменный» реализм принадлежит прошлому. Эта политика действенна в тех регионах, где по-прежнему принята традиционная доктрина безопасности, например в Северо-Восточной Азии; однако она мало что может предложить остальному миру. В Европе геополитические разграничительные линии исчезли навсегда. Латинская Америка и Юго-Восточная Азия стремятся к региональной интеграции, а не к балансу сил. Во всех этих регионах правит многосторонность, потому-то к Америке с ее манерой к месту и не к месту демонстрировать самостоятельность отношение настороженное.

Реализм Буша неприменим и для урегулирования кризиса на Ближнем Востоке, в том самом регионе, из которого ныне исходит основная угроза безопасности Соединенных Штатов. Терроризм коренится не в геополитических противоречиях, а в социальных и религиозных разногласиях. Хотя большинство населения на Ближнем Востоке не поддерживают терроризм, там сильны антиамериканские настроения, а многие режимы сталкиваются с угрозой исламского экстремизма. Политическую жизнь Ближнего Востока невозможно разделить на черное и белое; ближневосточные государства просто вынуждены проводить политику балансирования, то поддерживая Америку, то старательно от нее дистанцируясь. Точно так же и Америка, когда находит для себя удобным, снисходительно относится к режимам, оказывающим помощь террористам, — например, к Палестинской автономии. Схожие социально-политические катаклизмы ожидают и Африку, проблемы которой проистекают из религиозной и этнической розни, нищеты и антисанитарии, а не из традиционного геополитического соперничества. В развивающихся регионах войны неминуемы, но чаще всего они будут принимать форму локальных этнических и гражданских конфликтов, в которых, по словам Буша, Америка участвовать не желает. Иными словами, как ни старайся администрация Буша примирить свой суровый реализм с реальностью, этот поход сегодня воспринимается как анахронизм.

Чрезмерная «реалистичность» мешает администрации сформулировать принципы нового американского интернационализма. Реализм остается весьма привлекательным для широкой публики. Его легко понять, поскольку он описывает мир в терминах «друг» и «враг». И в силу этого черно-белого подхода к глобальным проблемам он без труда находит себе политическую поддержку. Периферийные угрозы, новая доктрина безопасности — окружающая среда, миротворчество, здравоохранение, экономическое развитие — Америки не касаются, она вполне может без них обойтись. Внимания нации достойны исключительно серьезные угрозы; когда таковые возникают, они приковывают к себе внимание публики, готовой жертвовать собой во имя отечества.

Но снова — мир гораздо сложнее, чем пытается изобразить эта схема. В нынешнем усложнившемся мире политика «шаг вперед — шаг назад» недопустима. Реализм и вправду может послужить основанием нового американского интернационализма, но результат окажется не слишком удачным с учетом стоящих перед страной проблем. Вопрос заключается не в том, участвовать или нет в международной деятельности, а в том, как участвовать и до какой степени вовлекаться в международные дела. С этой точки зрения у американских лидеров нет иного выбора, кроме как разделить с электоратом его осторожный подход к внешней политике. Соединенные Штаты существуют в мире, где разграничительные линии стерты, враги и союзники неясны, а главные организаторы террористических актов против Америки скрылись в горах, прежде чем отдать приказ своим подручным. В этом мире не так-то просто подобрать определения. Единственный выход — отвечать на политическое двуличие четко сформулированной концепцией.

Переосмысление природы внешних обязательств государства имеет крайне важное значение. История вновь преподносит нам полезный пример. Вильсон не смог привести США к членству в Лиге Наций не потому, что стремился распространить влияние Америки на другие государства, но по причине природы этого влияния, обязывающей самое Соединенные Штаты. Сенат категорически отказался налагать на страну такие обязательства. По контрасту, Франклин Делано Рузвельт преуспел во вступлении в ООН потому, что согласно Уставу ООН обязательства Америки оставались «размытыми», а их осуществление зависело от интерпретации. В отсутствие главного противника Америка не желает быть бабочкой на булавке.