Гражданская война в Испании 1936-1939 - Бивор Энтони

Как и в случае Дуранго, националисты не признавали своей вины. Пользуясь прецедентом Ируна, они утверждали, что город уничтожили при отступлении сами его защитники; Кейпо де Льяно обвинял астурийских горняков-dinamiteros[565]. 29 апреля ставка Франко выступила с заявлением: «Мы хотим громко и ясно оповестить мир о пожаре Герники. Гернику уничтожил пожар и бензин. Красные орды, преступные прислужники Агирре, сожгли ее дотла. Пожар произошел вчера, и Агирре, как свойственно преступникам, подло лжет, приписывая собственные зверства нашим благородным и героическим воздушным силам»[566].

Испанская Церковь полностью поддержала эту версию, ее профессор теологии в Риме дошел до утверждений, что в Испании нет ни одного немца и что Франко обходится только испанскими солдатами, равных которым нет в целом мире. Эту легенду было трудно поддерживать даже самым ярым сторонникам Франко за рубежом. Сам генерал Роатта передал 8 мая графу Чиано слова генерала Шперле о том, что легион «Кондор» бомбил Гернику зажигательными бомбами[567]. Американская журналистка, сопровождаемая фалангистом, через несколько месяцев, в августе, беседовала с офицером штаба Северной армии. Фалангист, принявший на веру версию Саламанки, сказал офицеру, что «красные» Герники утверждают, будто бы город не сгорел, а был разбомблен с воздуха. «Разбомблен, а как же! – ответил штабной офицер. – Мы бомбили и бомбили его, и правильно, а почему бы нет?»[568]

Позже ветераны «Кондора» доказывали, что их эскадрильи метили в мост в Рентерии за Герникой, но бомбы снесло на город сильным ветром. Жалкое оправдание: попаданий по мосту не было, ветра тоже, «Юнкерсы» летели рядами, а не цепочками, противопехотные и зажигательные бомбы, тем более пулеметы, против каменных мостов неэффективны. К тому же, как явствует из личного дневника Рихтхофена, бомбардировку планировали совместно с националистами: начальник штаба Молы полковник Вигон утвердил цель накануне налета и подтвердил ее за несколько часов до его начала. Никто из офицеров-националистов не предупреждал летчиков о значении Герники в жизни и в истории басков, а если бы и предупреждал, план все равно остался бы без изменений.

Запись в дневнике Рихтхофена за 26 апреля, при всей лаконичности, звучит яснее ясного и явно противоречит националистской версии событий. «К-88 [бомбардировщики легиона «Кондор»] направлены на Гернику для остановки и нарушения отхода красных, который должен происходить здесь». На следующий день он делает простую запись: «Герника горит». 28 апреля: «Герника, видимо, полностью разрушена»[569]. Gefechtsbericht (боевой рапорт) за тот день почему-то не сохранился. Одной из целей налета была, вероятно, блокировка дорог, как он и писал, но все остальное указывает на крупный эксперимент с намерением выяснить эффективность террора с воздуха[570].

Одновременно с отходом в этом секторе имели место и смелые и эффективные арьергардные бои. В Гернике коммунистический батальон имени Розы Люксембург под командованием майора Кристобаля некоторое время сдерживал националистов, невзирая на невероятную некомпетентность командующего формированием полковника Ярца, не умевшего, как видно, даже читать карту. 1 мая, после упорядочения отхода, 8-й батальон ВСТ устроил весьма успешную засаду в прибрежном Бермео, обратив в бегство 4 тысячи человек из итальянских «Красных стрел» вместе с их «Фиатами Ансальдо».

У армии Эускади не было, впрочем, необходимости отходить к «железному кольцу» вокруг Бильбао. Эти оборонительные укрепления, имевшие периметр 80 километров, начали сооружать еще зимой. На работах было занято 15 тысяч человек, не считая персонала гражданских компаний, работавших по контрактам, но сравнение этой линии с линией Мажино было ошибочным.

«Кольцо» было неглубоким – местами все ограничивалось одной полосой траншей – и незаконченным. Попыток засекретить работы не предпринималось, майор Гойкоэчеа перебежал к националистам с подробными чертежами. Президент Асанья не питал иллюзий по поводу оборонительной ценности этих позиций. «Так называемое «кольцо Бильбао» – не более чем фантазия. Более того, я боюсь, что город Бильбао не станут оборонять, когда противник подойдет к его воротам»[571]. Этот скепсис подтверждал полковник фон Рихтхофен, записавший 29 апреля: «Судя по фотографиям, большие участки этих позиций остаются неукрепленными». Через два дня он отбыл в отпуск; только что он узнал о самой крупной потере «Кондора» за всю войну: истребители республиканцев перехватили «Юнкерс-52», перевозивший сразу семерых пилотов-истребителей, самолет был сбит, и все они погибли[572].

Итальянцы увеличивали численность своих сил на севере, все четыре Наваррские бригады националистов были доведены почти до дивизионной численности. Тем временем республиканцы набирали все новых gudari, батальоны ВСТ, НКТ и коммунистов, подтягивали подкрепления из Астурии и Сантандера. Правительство в Валенсии пыталось помочь самолетами, прибывавшими через Францию, но Комитет по невмешательству дважды прикрывал работу этого канала поставок.

То, что политика невмешательства действовала только на французской границе, сильно обескураживало республиканцев. Считалось, что лететь напрямую в Бильбао слишком опасно: в этом случае на борту оставалось бы слишком мало топлива, самолеты были бы слишком уязвимы для истребителей националистов. В Басконии оставалось всего 6 «Чато», и, несмотря на то что их пилотам удалось сбить первые два отправленных в Испанию «Дорнье-17», гибель аса Фелипе дель Рио вызвала сильное уныние.

Взаимное недопонимание приводило к напряженности в отношениях между басками и валенсийским правительством. Тамошние министры подозревали Агирре и его министров в подготовке сепаратного мира, а те были уверены, что им намеренно отказывают в помощи. Республика знала, что завоевание севера не только даст националистам жизненно важную промышленность, но и высвободит войска для развертывания в центре страны. Поэтому на май планировалось два наступления: в Уэске и в Сьерра-де-Гвадарраме, в направлении Сеговии. Однако оба они не привели к отвлечению сил националистов с Северного фронта.