Под маской - Фрэнсис Скотт Фицджеральд

Капри и не увидеть Голубой грот?

Носби еще раз посмотрел на море и торопливо убежал. А Хэлли, за которой следовал Коркоран, сошла в одну из маленьких лодок и весело помахала ему на прощание.

Они приблизились к берегу, направляясь к маленькой темной расщелине в скалах. Подплыли ближе, и лодочник попросил опуститься на дно лодки, чтобы не удариться головой о низкий вход в грот. Короткий путь во тьме, и вот перед ними открылось обширное пространство, и они попали в великолепный ультрамариновый рай, в напоминающую кафедральный собор пещеру, где все — и вода, и воздух, и высокий свод — сверкало и переливалось всеми оттенками голубого цвета.

— Как красиво! — нараспев произнес лодочник. Он провел веслом по воде, и они увидели, как весло, словно по волшебству, стало серебряным.

— Сейчас окуну руку в воду! — в восторге крикнула Хэлли. Они оба встали на колени, и когда Хэлли потянулась вперед, чтобы погрузить ладонь под поверхность воды, обоих окутал зачарованный свет, и их губы соприкоснулись, а затем весь мир стал голубым и серебряным — или это уже был не мир, а упоительная магия, в которой они теперь будут жить вечно?

— Как красиво! — нараспев произнес лодочник. — Возвращайтесь в Голубой грот завтра, и в следующий день! Спросите Федерико, нет лучше гида для Голубого грота! Ах, как прекрасно!

И снова их губы искали друг друга, и серебристая голубизна, казалось, взмывала над ними фейерверками, взрываясь и опадая вниз на плечи завесой цветных атомов, отгородившей их от времени и от чужих взглядов. Они снова поцеловались. То тут, то там в пещере раздавались голоса туристов, отражавшиеся эхом от сводов. Загорелый голый мальчишка нырнул с высокой скалы, рассекая воду, словно серебряная рыба, и тысячи платиновых пузырьков поднялись со дна к голубому свету.

— Я люблю тебя всем своим сердцем, — прошептала она. — Что же нам делать? Ах, милый, если бы у тебя была хоть капелька здравого смысла относительно денег!

Пещера пустела, маленькие лодки одна за другой уплывали наружу, в сверкающее беспокойное море.

— Прощай, Голубой грот! — пропел лодочник. — Возвращайтесь еще, поскорей!

Ослепнув от солнечного света, они сели порознь и смотрели друг на друга. И хотя серебристая голубизна осталась в пещере, ее лицо продолжало излучать сияние.

— Я тебя люблю! — прозвучало как непреложная истина здесь, под голубым небом.

Мистер Носби ждал на палубе, но не проронил ни слова — он лишь внимательно на них посмотрел, и всю обратную дорогу до Неаполя сидел между ними. Но, несмотря на его физически ощутимое присутствие, их больше уже ничего не разделяло. Побыстрее бы ему вклинить между ними давно задуманные четыре тысячи миль…

И только когда они пристали к берегу и пошли по пирсу, у Коркорана резко улетучилось его экстатическое и отчаянное настроение; кое-что неожиданно напомнило об утреннем происшествии. Прямо на пути, словно поджидая, стоял смуглый горбун, которому человек без пиджака указал на их такси. Едва увидев их, он тут же шагнул вбок и растворился в толпе. Пройдя мимо этого места, Коркоран обернулся, будто бросая последний взгляд на пароход, и заметил краешком глаза, что горбун, в свою очередь, указывал на них еще какому-то человеку.

Когда все сели в такси, заговорил мистер Носби.

— Сейчас же собирайте вещи, — сказал он. — Берем машину и отъезжаем в Палермо сразу после ужина.

— Но мы не успеем доехать за вечер! — возразила Хэлли.

— Сделаем остановку в Козенце[20], это на полпути.

Было ясно, что он хочет завершить путешествие при первой же возможности. После ужина он попросил Коркорана сходить с ним вместе в гараж отеля нанять машину для поездки, и Коркоран понял, что это было сделано лишь ради того, чтобы не оставлять его с Хэлли наедине. Настроение у Носби было дурное — он заявил, что в гараже чересчур высокие цены, и в итоге они вышли на улицу, где стояло какое-то ветхое такси.

Таксист согласился отвезти их за двадцать пять долларов.

— Не думаю, что эта развалюха способна нас довезти, — отважился заметить Коркоран. — Не кажется ли вам, что будет разумнее заплатить чуть побольше и нанять другую машину?

Носби посмотрел на него с плохо скрываемой злобой.

— Мы на вас совсем не похожи, — сухо произнес он. — Мы не можем позволить себе швыряться деньгами!

Молодой человек холодно кивнул в ответ на этот упрек.

— Вот еще что, — продолжил Коркоран. — Скажите, сегодня утром в банке вы брали деньги? Или что-нибудь такое, из-за чего за вами могли бы следить?

— Что вы имеете в виду? — торопливо спросил Носби.

— Кто-то весь день следит за каждым нашим шагом.

Носби проницательно на него посмотрел.

— Вам бы очень хотелось, чтобы мы задержались в Неаполе еще на день-другой, правда? — сказал он. — Но, к сожалению, не вы начальник данной экспедиции. Так что если хотите остаться, оставайтесь, но без нас.

— И вы не станете нанимать другую машину?

— Я слегка утомился от ваших советов!

В отеле, пока портье грузили чемоданы в высокий салон старомодного автомобиля, Коркорана вновь посетило чувство, что за ними следят. Он с трудом удержался, чтобы не поддаться инстинктивному побуждению обернуться и внимательно оглядеться. Если это лишь игра воображения, лучше немедленно выкинуть фантазии из головы.

Они выехали почти в восемь вечера, в ветреные сумерки. Солнце скрылось за Неаполем, оставив после себя рубиново-золотое небо, и когда они объехали бухту и стали медленно взбираться к Торре-Аннунциата[21], Средиземное море на миг отсалютовало уходящему великолепию дня цветом розового вина. Сверху неясно вырисовывался Везувий, и из кратера поднимался непрерывный фонтан дыма, добавляя мрака надвигающейся ночи.

— Около двенадцати будем в Козенце, — сказал Носби.

Все промолчали. Город скрылся за холмом, и вот они уже сами по себе пересекают жаркое и таинственное голенище итальянского сапога, где из буйных зарослей человеческих сорняков взошла знаменитая «мафия» и откуда поднялась не менее знаменитая «черная рука», отбрасывая зловещую тень на два континента. Слышалось что-то жуткое в свисте ветра, гулявшего над этими серыми горами, увенчанными руинами замков. Хэлли вдруг задрожала.

— Какое счастье, что я американка! — сказала она. — Тут, в Италии, мне кажется, что все на свете уже умерли. Так много мертвецов, и все смотрят на нас с этих холмов — карфагеняне, древние римляне, мавританские пираты и средневековые принцы с их отравленными перстнями…

Печальная тьма ландшафта действовала на всех. Ветер усилился, со стонами шевеля черные кроны деревьев вдоль дороги. Автомобиль надрывался, старательно карабкаясь вверх по бесконечным склонам, скатываясь по извилистому дорожному серпантину, и от сдерживавших инерцию тормозов уже исходил жженый