Присягнувшие Тьме - Жан-Кристоф Гранже

Я непрерывно повторял эту фразу в надежде, что мне откроется ее сокровенный смысл. Но при взлете я потерял сознание и даже не услышал, как шасси ушло в фюзеляж.

Рим.

Наконец знакомая земля.

20 часов. Я дал шоферу такси адрес гостиницы и указал точный маршрут. Я хотел, чтобы он проехал мимо Колизея, потом поднялся по виа деи Фори Империали до площади Венеции и через лабиринт маленьких улиц и церквей выехал к Пантеону, где находилась моя гостиница. Это был не самый близкий путь, но мне хотелось повидать свои любимые места.

Рим, мои лучшие годы…

Единственные, что прошли под знаком относительного спокойствия.

Рим был моим городом, пожалуй, даже в большей степени, чем Париж. Город, в котором пространство и время смыкаются до такой степени, что, завернув в переулок, вы попадаете в другой век, а бросив взгляд через плечо, заглядываете в глубь тысячелетий. Античные развалины, скульптуры эпохи Возрождения, фрески барокко, памятники времен Муссолини…

– Остановите здесь.

Я выскочил из такси, почти удивляясь, что под ногами не путается сутана. Эту одежду я носил всего несколько месяцев в своей жизни. Теперь я специалист по мирским делам и могу попасть в мишень со ста метров из любого положения. Другая школа.

Моя гостиница была совсем простым пансионом. Я в ней останавливался несколько раз еще до семинарии, когда приезжал заниматься в Ватиканской библиотеке. Я выбрал это место, чтобы затаиться. Убийцы не следовали за мной до Катании, они приехали туда раньше меня. Каким-то непостижимым образом им удалось угадать мои намерения. Может быть, они уже в Риме…

Стойка из лакированного дерева, лакированная подставка для зонтов – вестибюль пансиона был обустроен по всем правилам. Универсальный язык буржуазного комфорта и доброжелательной простоты… Я поднялся к себе в комнату.

У меня остались кое-какие знакомые в Римской курии. Один из них был другом по семинарии. Мы до сих пор сохраняли связь и от случая к случаю обменивались мейлами и эсэмэсками. Джан-Мария Сандрини, маленький гений, лучший из выпуска. Теперь он занимал высокую должность в одном из отделов Канцелярии Ватикана. Я набрал его номер.

– Это Матье, – сказал я по-французски. – Матье Дюрей.

Священник ответил на том же языке:

– Матье? Тебе захотелось услышать мой голос?

– Я в Риме в связи с расследованием. Мне надо встретиться с одним кардиналом.

– С кем?

– Казимиром ван Дитерлингом.

Короткое молчание. Ван Дитерлинг, по-видимому, не относился к разряду первых встречных.

– О каком расследовании идет речь?

– Слишком долго объяснять. Ты можешь мне помочь?

– Это важная шишка. Я не знаю, найдется ли у него время…

– Когда он узнает о предмете моего расследования, то примет меня, поверь уж. Можешь ли ты передать ему письмо?

– Без проблем.

– Сегодня вечером?

Снова молчание. Я хорошо играл роль предвестника беды.

– Раз уж я тебе звоню, значит, речь идет об очень важном деле.

– Ты все еще в Уголовном розыске?

– Да.

– Я не понимаю, что курия может…

– Ван Дитерлинг поймет.

– Я пошлю к тебе дьякона. С удовольствием пришел бы сам, но сегодня вечером собрание…

– Да ладно. Увидимся при более спокойных обстоятельствах.

Я дал ему координаты гостиницы, затем принялся за дело, раздобыв вначале у администратора бумагу и конверты. Писал я по-итальянски… Вначале упомянул дело Агостины, затем подробно описал дело Симонис и выделил общие моменты двух убийств. Затем я что-то наплел о моем международном статусе детектива, выполняющего задание Интерпола по установлению связи между этими делами.

В заключение я заранее благодарил его за согласие немедленно дать мне аудиенцию, написал номер своего мобильного и адрес пансиона. Я еще раз прочел текст, надеясь, что достаточно обосновал свою просьбу.

Я попробовал расслабиться под душем, пластмассовая кабина которого напоминала дезинфекционную камеру, потом при помощи фена попытался очистить одежду от пепла. Большая чистка была почти завершена, когда зазвонил телефон. Меня ожидали внизу.

По вестибюлю расхаживал дьякон, и его сутана прекрасно вписывалась в обстановку – потертый ковер, большая латунная плашка для ключей за стойкой. Сцена могла бы происходить и в XIX или даже в XVIII веке. Мужчина сунул письмо под сутану и тут же ушел.

21 час. Мне все еще не хотелось есть. Я не чувствовал желудка и вообще своего тела. Усталость была такой, что все другие чувства атрофировались. Поднимаясь к себе в комнату, я проверил мобильный телефон. Эсэмэска от Фуко: «Позвони мне срочно». Номер в памяти. Мой помощник не дал мне сказать ни слова:

– У меня еще одно.

– Что?

– Убийство с использованием кислот, укусов насекомых и прочей мутью.

Я рухнул на кровать.

– Где?

– В Таллине, в Эстонии. Это произошло в девяносто девятом году.

– Ты уверен?

– Вполне.

– Как ты на него вышел?

– С помощью Свендсена. Он обзвонил всех патологоанатомов, которых знал в Европе. Один из них в Таллине вспомнил аналогичную историю. Я со своей стороны проверил. Их полиция в рамках европейского сотрудничества представила самые свежие досье в Центральное бюро, в Брюссель, для внесения в международную картотеку. Действительно, в Эстонии имело место преступление, похожее на твое в Юра. На самом деле это в точности такое же преступление.

– Перечисли факты, обстоятельства.

– Виновник известен, это парень по имени Раймо Рихиимяки, двадцатитрехлетний рок-музыкант. Жертва – его отец. Это случилось в мае девяносто девятого года, расследование не вызвало затруднений. Отпечатки Раймо были на трупе и в рыбацкой хижине, где он пытал старика.

– А этот Раймо признался?

– Не успел. Укокошив отца, он пустился в кровавое турне по стране. Полиция поймала его только в ноябре. Раймо был вооружен, и его прикончили во время захвата.

Три похожих убийства в Европе: 1999 год – Эстония, 2000 год – Италия, 2002 год – Франция. Кошмар развертывался на карте Европейского сообщества. И я знал, что это только начало. Я продолжал:

– Ты разговаривал с эстонскими полицейскими?

– И да и нет.

– Как это так?

– Ну, понимаешь, они говорят по-английски. Но ты же знаешь мой английский…