Исправленная летопись. Книга 3. Пушки и колокола - Михаил Ремер

– С этими займитесь! – жадно хватая воздух ртом, Дмитрий Иванович осел на промерзшую землю.

– Князю худо! – завидев это, забрызганный кровью пенсионер бросился на помощь. – Живо в хоромы его! Ложись! Ложись, кому говорят!

Следующие полчаса живо напомнили про памятную битву с Тохтамышем: Булыцкий носился туда-сюда, с трудом поспевая между ранеными и Дмитрием Донским, которого прихватил очередной приступ, с той лишь разницей, что в этот раз аптечки уже не было. Впрочем, и не важно то. Ведь и с Фролом случай уверенности добавил, да и народ рядом был, так что живо Донского правильно уложили да в теплые хоромы снесли, где он быстро пришел в себя. Да и народу меньше значительно было. В общем, к вечеру уже и управился: и князя в чувства привел, и за ранеными присмотрел, чтобы всех перевязали да по лавкам разложили. Ну а там и разнос от правителя.

– Кто дозволил заряды дьявольские?! – придя в себя и управившись с пленными, убитыми и ранеными, да собрав с поля боя трофеи, Дмитрий Иванович, собрав в хоромах воевод, устроил «разбор полетов». – Была воля княжья: не замать?!

– Была, – нестройно прогудели в ответ те.

– Кто свою волю превыше княжьей поставил, а?! – насупившись, поглядел на присмиревших мужей Великий князь Московский.

– Я наказал, – смело шагнул вперед Милован.

– А ведь сказано было: долой с глаз! – бросив взгляд на дружинника, у пояса которого болтался запечатанный в кожаный мешочек с коротким фитилем кувшин.

– Как пойдет рать на рать, так, мож, и не пригодятся, – прогудел в ответ тот. – А как горстка на гору цельную, так и беда без них.

– Еще раз кто ослушается – поруб!

– Будь по-твоему, – коротко кивнул Милован.

– Так вот, наперед наказ строжайший, – упершись ладонями в столешницу неторопливо, чтобы услыхал каждый из присутствующих, проговорил Дмитрий Донской. – Дружинникам без зарядов дьявольских в походы, а паче в сечи – не выходить! Пусть ворог любой в страхе будет, лишь завидев рать русскую. Кто ослушается, на себя и пеняйте! Все слыхали?

– Все, – отвечали дружинники.

– Как споро так добрались-то? И не уповали на то, что раньше третьего дня, – сменил тему Николай Сергеевич.

В следующие несколько минут Владимир Храбрый в двух словах поведал о событиях, предшествующих генеральной схватке. Ивашка Вольгович и впрямь оказался спор да вынослив. Ну и фарт кровавый в руку… Ведь и гонцов литовцы поприметили да вслед направились, по одному беглецов вылавливая. Вольговичей тоже приметили. И неизвестно, чем бы все закончилось, если бы не Стенька. Поняв, что вот-вот в западню попадут, на себя внимание и отвлек, брату возможность дав утечь. Ивашка же, прорвавшись сквозь кордоны ягайловцев и не дожидаясь наступления утра, припустил по обратной дороге, да так, что аж пятки засверкали. Бог весть как не заблукал в ночи, да со зверем диким не повстречался, да сдюжил, но без остановок расстояние уму непостижимое преодолев, уже к восходу до сполоха домчал, тревоги сигнал подав. Там, в себя чуть придя да на всякий случай инструкциями снабдив ямщика, у лошаденки на шее повиснув, дальше помчал и, коней на ямах меняя, так гнал, что уже к вечеру того же дня встретился с войском, на сечу вышедшим.

Там уже, измученного, померзшего да в трясучке бьющегося, – ибо на лошадях сроду не ездил, – гонца кое-как стащили с загнанной скотины, где он и поведал, что да к чему. И бежал пока, отрядов несколько литовских позаприметил и, человеком будучи грамотным, посчитать смог количество да князю Серпуховскому о том поведать. А раз так, то, оставив позади основные силы, самые выносливые части московской дружины вперед бросились. Верхом по двое, да рядом пешие – бегом. Меняясь поочередно, за два дня достигли на замордованных лошадях окрестностей Вязьмы. Сначала думали пешими в бой идти, да по вечеру на потаенную часть литовскую, лагерем перед Вязьмой остановившую, напоролись, в засаде которая стояла и готовилась в спины русским силам ударить. Литовцы, уверенные, что засады ждать не стоит, даже и сообразить не успели, что да к чему, как перебиты оказались. Той же ночью, без роздыху, дружинники, переодевшись в кафтаны литовские, пошли к лагерю Сигизмунда, на костры ориентируясь. Так что к утру добрались, да сразу – в бой. А дальше – сам видел.

Тысячное войско русичей побило почти пятитысячное войско Сигизмунда благодаря диковинам Николиным, сметке ратной Дмитрия Ивановича, молниеносности и дерзости атаки Владимира Андреевича да усилиям Дмитрия Михайловича Боброка, вслед за потешниками осваивать взявшегося премудрости боевых построений.

То ведь тоже – счастье, что Милован разговор про картечные мешки мимо ушей не пропустил да перед выходом самым сообразил остатки пороха для зарядов этих использовать. А ведь без них как бы все развернулось – Бог ведает.

– Дружину оставшуюся кто ведет? – выслушав, мрачно поинтересовался Дмитрий Иванович.

– Остей и ведет. Ольгердович, – отвечал Владимир Андреевич.

– Ольгердович… – призадумался Великий князь Московский. – С Кейстутовичами вроде на ножах, хоть и братья. Гедиминовичи… Да кто его разберет, как оно там…

– Чего удумал? – Владимир Андреевич поглядел на брата.

– На Смоленск идти надо. Дай Бог, там Витовт будет.

– И что?

– Перетолковать надобно.

– На что он тебе? Что Ягайло, что он – лисы знатные, – поморщился Владимир Андреевич.

– Хитер зверь, да шкура с него добрая.

– На что тебе шкура Витовта? – усмехнулся в ответ его брат.

– Булатом да порохом набью да шляхтичей стращать буду.

– Доброе пугало!

– Дружину ждем и выходим, – подвел итог князь, на том совет и закончился.

Подсчитав трофеи да с пленными, среди которых, к огорчению князей, не оказалось Фрола, разобравшись, принялись ждать. А тут от людей верных и весточка прилетела: Корибут на Вязьму войско шеститысячное собрал и не позднее дня третьего к стенам подойдет крепости. Ягайло же с пятнадцатью тысячами в Польшу пошел. Вроде как к шляхте за помощью.

– Ну, воеводы любезные, – собрав всех на совет, поинтересовался Дмитрий Иванович. – Ягайло Корибута сюда направил. Видать, дюже головы наши надобны ему, что аж братца своего от себя отпустил. С тобой сколько вышло? – муж обратился к Владимиру Андреевичу.

– Пять тысяч. Да вперед одна оторвалась. Да пушек пяток катим.

– Пять с половиной против шести, – задумчиво прогудел князь. – Уже, кажись, и в нашу пользу.

– Никак нельзя из крепости выходить, – проворчал Владимир Храбрый. – Корибут – не Сигизмунд. У того преданности кроме собачьей – в деле ратном ох какова сметка! Зазря людей не растеряет. Оборону держать надобно. А с Ягайло… Пятнадцать тысяч, а сам к шляхтичам на поклон, – проворчал Владимир Храбрый. – А Витовт-то где твой?

– Шкуру, знать, готовит. Подороже чтобы сторговать.

– Шкуре той грош цена, – скривился брат.