Королевские клетки - Илья Ганин

— Кто поближе — запалите пару свечек, а?

— Сей момент, госпожа. — Запалили с удовольствием. Свечки-то они дороги, без приказа несподручно как-то.

Притащили тюфяки и одеяла, разложились на полу. Кто там за занавеской — Лиле было неинтересно. И так понятно — семейство старосты. Может быть бабка, одна-две вдовых молодухи — приживалки, дети от нуля до лет восьми. Старше — вряд-ли. Скорее всего, как и везде, мужиков нет — они живут семьями отдельно, дети если бы старше были — они бы их уже увидели, никто бы им просто так без дела сидеть не дал.

— Госпожа, — подошел к ней Лейф. — Надо бы осмотреться в округе, место мне не очень нравится, да и дрова бы не помешали. Деревню мы осмотрели. Я оставлю с вами четверых.

— Хорошо…

Они занялись хозяйственной суетой, а потом собрались спать. Все устали, а парням Лейфа надзор не нужен.

Через примерно час, когда уже все засыпали, в дверь протиснулся озабоченный вирманин.

— Госпожа, — сказал он на вирманском, — С севера приближается человек двадцать, с факелами и фонарями. Орут. Мы проводим вас.

— Куда? Чтобы они загнали нас в сыром лесу? Отошли человека за Лейфом, и выжидайте сами.

— Уже послал. Мы подождем тут.

— Тут?.. — Лиля скептически оглядела избу. На ее взгляд, и ей-то горница была узковата в плечах… На лице воина заиграли желваки.

— Мы не трусы!

— Как это изменит то, что ты почти ничего тут не сделаешь?

— Лейф нам оторвет… все, в общем, оторвет.

— И лучше нам всем умереть до этого момента?

— Да, пожалуй. — окончательно посмурнел воин. — Факел кинут на крышу, и все.

— Идите. Постараемся посидеть тихо часик и продержаться.

Вирманин был крайне недоволен, но сказать ему было нечего. Все подобрались, потушили свечи, и тихонечко оделись. Лилю постепенно заполняло тоскливое беспокойство и ожидание неприятностей.

Пьяные голоса снаружи быстро приближались.

Чего Лиля не видела в деревнях (да и в городах до того) — это большого количества пьяных. Вообще, конечно пьяные ей попадались — среди аристократии. А вот крестьяне, ремесленники, купцы — они обычно работали, и напиться могли только в праздник. И то — не все. Так что уже сам факт ввалившейся ПЬЯНОЙ, но плохо одетой рожи говорил много плохого. На боку у этого рыла висел нож, больше смахивавший на короткий меч.

В руках у рожи, что опять-таки настораживало, был фонарь — вещь дорогая, городская. Где, черт с Мальдонаей побери, её охра… Похоже, раньше, чем через час не появятся. Называется — влипли.

К сожалению, вслед за рылом ввалилось еще трое. Стало совсем тесно. Тоска у Лилиан сменилась на напряженную готовность к прыжку, которую приходилось сдерживать.

— Во!! — заорала рожа — Бабы! Сами приехали!

— В чем дело?! — спросила Лиля, пытаясь придать себе грозный вид.

— Эт че, господские? Годсподсукские?.. — роже показалось, что она остроумно пошутила, и она осклабилась щербатыми желтыми зубами.

— Кто ты такой и что тебе нужно?

— О-па! Чо такая злая-то? Чо, к торгашу своему едешь? Так не торопись, мы-то получше будем!

— Не твое дело, куда я еду. Вон отсюда!

— Че, в благородные записалась? Эт хорошо, я чистеньких люблю. Чо, друганы, любим мы чистеньких?

Заплакал ребенок. Лиля больше не мерзла, и держать себя в руках становилось все труднее. Она коснулась рукояти стилета. Ввалившиеся заржали.

— О, друганы тоже любят! А ну освобождайте лавку какую, ща мы тут тебя задабривать будем, а то с лавочником-то своим настоящего и не пробовала, небось…

Все, что дальше говорило это рыло, в ушах Лилиан заглушил какой-то внутренний шум и звон. Лиля с необыкновенной ясностью и четкостью вдруг увидела как шевелятся его губы и грязная борода, как подергивается, сглатывая что-то, кадык, как трясется рука, дергая завязки штанов. Неверный свет фонаря ей больше не мешал.

Кажется, рыло что-то заподозрило, но было уже поздно. Лиля без воплей, без предупреждения, без замаха выкинула вперед руку со стилетом. Конечно, в пах она не попала сразу — но рефлекс хирурга ее не подвел, и на возврате клинка она распорола бедро как раз в районе паховой артерии.

Рыло завопило, но шум позволил Лилиан просто отметить факт появления этого вопля. Она продолжила движение вставая, метя клинком в лицо — не попала, но зацепила голову гартой, отбрасывая ненавистную рожу куда-то в угол.

Вокруг завизжали, на замерших от ужаса и удивления мужиков обрушился поток женщин, в котором кто-то ухватил что-то, а кто-то и без этого обошелся.

Дверь распахнулась, но вместо остального "самофуражирского" отряда на пороге оказался Лейф с окровавленным кинжалом. Он сразу прянул в сторону, и в дверь запрыгнули еще трое. Тоже запаленные, с дикими глазами, забрызганные кровью.

Стороны наконец остановились и взглянули друг на друга. Нападавшие валялись на полу, кто-то визжал, какая-то из крестьянок продолжала чугунком (уже разбитым) молотить одного из нападавших повторяя только "А вот тебе! А вот тебе!"

Лейф оглядел "сцену", утер со лба пот и кровь (в основном — размазал), шмыгнул носом и спросил:

— Госпожа, мы можем предложить тебе умыться?

— Было бы, — запаленно дыша сказала Лиля. — Неплохо. Кстати, где вас всех носило?!

Избитых до неузнаваемости нападавших и труп истекшего кровью "Рыла" вирмане вытащили на двор.

— Что ж, — философски заметил Лейф, глядя на их состояние. — Известно, что попадаться разъяренным женщинам опаснее, чем воинам. Они не станут даже задумываться о пределах… Ингвар. Объясни-ка мне теперь, почему в избе госпожа была, а вас — не было?

— Потому что я им это приказала, Лейф. — сказала Лиля, которую еще не отпустило, несмотря на то что испуганная насмерть молодуха уже притащила ей ведро с водой и полотенце. Кровь приходилось оттирать, что с волосами делать — непонятно.

— Госпожа, а могу я просить тебя не вмешиваться?..

— Можешь. Но в этом конкретном случае я это проигнорирую. Это был мой приказ. Давай обсудим это без свидетелей?

Лейф поиграл желваками, но согласился.

— Лейф, — тихо сказала Лиля. — Их осталось фактически трое на два десятка. Избенка забита нами, и крыша у нее — сам видишь. Что, ему надо было там сдохнуть и нас покалечить? Или нам всем сгореть?

— Это позор для воина, госпожа, бросить женщину без защиты! И он повел себя недостойно.

— Давай не будем считать меня вазой, которую куда-то надо отвезти? Я же точно знаю, если бы там сидели твои парни — ты бы считал, что все сделано правильно.