Русский всадник в парадигме власти - Бэлла Шапиро

Орлов также приобретал лучших выставочных западноевропейских лошадей. В итоге в его подмосковном имении «Остров» стояли арабские, персидские, турецкие, бухарские, армянские, кавказские, кизлярские, донские, английские, голландские, датские, мекленбургские, неапольские, испанские, польские и так называемые «низовые» («из низменных мест») лошади[1246]. Все они составили основу орловского конезавода.

Свое положение при дворе и более чем пятилетнее пребывание за границей Орлов использовал не только для приобретения лошадей, но и для обогащения зоотехническими знаниями, пользуясь личными консультациями ведущих зоотехников (прежде всего англичанина Бэквелла). Служащие орловского завода, в том числе тренеры и жокеи, учились и практиковались в Англии. Но все же главным был коннозаводческий талант Орлова, опередивший свое время, по бытующему мнению[1247], на сто и более лет.

Для екатерининского правления характерна следующая динамика численности кавалерии и развития ее типов:

1) 42 полка к 1767 г., т. е. к началу первой польской и первой турецкой войн (1 гвардейский полк, 6 кирасирских, 19 карабинерных, 9 гусарских и 7 драгунских);

2) 49 полков к 1786 г. после реформ, связанных с назначением в 1775 г. командующим легкой и иррегулярной конницей Г. А. Потемкина, а регулярной кавалерией — П. А. Румянцева (гвардейский полк, 5 кирасирских, 19 карабинерных, 8 драгунских, 1 гусарский и 15 легкоконных полков);

3) 56 полков по Штатам 1795 г.: в результате еще одного витка реформ Потемкина число регулярной кавалерии составило свыше 70 000, иррегулярной — свыше 24 000 (гвардейский полк, 5 кирасирских полков, затем карабинеры, драгуны, легкоконные полки, конные егеря, конногренадеры и гусары — 50 полков.

В результате появилось четыре новых вида кавалерии: легкоконный, конно-егерский, регулярный и иррегулярный казачий. Общее число казачьих войск увеличилось с фиктивных 35 000 при Елизавете Петровне до свыше 75 000, реально несущих службу. Общее число кавалерии, вместе с гарнизонными войсками и запасными эскадронами, было доведено до 500 000[1248].

В этих условиях создание отечественной верховой строевой лошади приобрело значение государственного социального заказа. Согласно замыслам, в ней должны были соединиться такие качества, как крупный размер при правильных статях; красивая голова и шея, правильный постав головы; резвость и легкие аллюры; сила, способность легко носить большой вес; добронравие, понятливость и послушание; крепкое здоровье, неприхотливость, приспособленность к суровому российскому климату[1249].

Не в последнюю очередь работа «подогревалась» требованиями кавалерийских уставов: значимость качественной строевой лошади становилась все более очевидной (например, в «Инструкции конного полка полковнику», 1766[1250]). Многократно возросли требования к быстроте развертывания фронта, маневренности, стремительности атаки и длительности преследования[1251]. Подчеркивалась ударная роль кавалерии: ее сила «состоит в стычке… чего ради… старание приложено чтоб набрать мочных и рослых лошадей» («Короткие правила для легких войск», 1764)[1252].

Придавая важнейшее значение стремительной атаке и действиям с коня, предписывалось «лошадь строевую… любить, беречь, чистить, кормить и прибирать ее и обходясь с нею ласково… внушая притом, что кавалериста как исправность службы, так и собственное сохранение живота зависит от соблюдения в добром состоянии лошади своей»[1253]. Требование подкреплялось рассуждениями полководца и военного теоретика П. А. Румянцева. В «Обряде службы» (1770) им еще раз подчеркивается ценность качественной строевой лошади: «наказывать и толковать тому, кто по невежеству не понимает, колико много с исправностью вещей и лошадей в военное время самая жизнь его сопряжена»[1254], почему и надлежит «офицерам строжайше наблюдать за целостью конского состава…»[1255]. И организатор русской кавалерии Г. А. Потемкин, и великий стратег А. В. Суворов настаивали на том, чтобы ей «ходить вихрем»[1256]. «Конных полков господам командирам обучать оные быстроте», «Атака должна производиться никак иначе, чем в полный карьер», — гласили приказы Суворова[1257]. Натиск и быстрота есть основы воинского искусства, — заключал Суворов в своей «Науке побеждать»[1258].

Так Орловым было начато создание новой лошади — не существующего прежде универсального типа, одинаково пригодного для парада, похода, боя и манежа (который понимался Орловым — опытным кавалеристом — в первую очередь как курс боевой подготовки всадника и его лошади). В последней четверти XVIII в. этим условиям частично соответствовала английская чистокровная лошадь (в те времена известная под названием английская скаковая)[1259]. У себя на родине эта порода, выведенная во второй половине XVII — начале XVIII в. для колониальной кавалерии (где наличие качественной лошади было вопросом выживания), зарождающегося конного спорта и охоты[1260], называлась thoroughbred, что было производным от «совершенный, безупречный»[1261]. Действительно, по ряду названных качеств она являлась таковой. Резвейшая в мире, она представляла последнее коннозаводское достижение мирового значения; по достоинству ее оценили и в России. На рубеж XVIII–XIX вв. объем ежегодных поставок английских чистокровных лошадей в Санкт-Петербург составлял от 200 до 300 голов[1262].