Полчаса до весны - Юлия Шолох

– Кветка…

Она резко обернулась. Алехо, в новом тонком свитере и джинсах смотрел тепло и серьезно. Теперь от Басалыка ничего не осталось, он просто взял и исчез, канул в Лету.

– Почему ты не переодеваешься?

Никаких вменяемых объяснений в голову не лезло. Кто его знает почему. По сути, дело не в стыде, прежде он не просто видел ее голой, а даже куда больше. Щеки тут же предательски запылали.

– Ладно, я отвернусь, – сказал кварт, безуспешно пытаясь скрыть улыбку, и отвернулся к дверце. Однако затемненное стекло прекрасно отражало все происходящее в салоне, поэтому там моментально отразились его блестящие глаза.

Впрочем, Кветка вспомнила, сколько раз за последнее время раздевалась в присутствии врачей или соседок по комнате. Душевая и туалеты на фабрике были общими. Так что, если представить, что ты в медицинском кабинете, все не так страшно, поэтому она отложила пакет в сторону и потянулась к пуговицам платья. Расстегнула их и потянула платье вниз, а оно как обычно застряло в локтях, потому что рукава были слишком узкими.

Она принялась дергать рукава, на которые наползли те же самые рукава, но только выше, однако материя не поддавалась. Всегда так, но сейчас сил бороться не было, руки опускались.

– Давай помогу.

Алехо развернулся и демонстративно опустив глаза, чтобы якобы не пялиться, обхватил материю и осторожно стянул вниз. Когда Кветка, наконец, вытряхнула руки и осталась в одном белье, Алехо как сидел, так и замер. Его глаза потускнели, а улыбка пропала, совсем, впервые с того момента, когда к ним вернулись воспоминания.

Кветка проследила за его взглядом – следы от уколов на локтевых сгибах и правда выглядели неприятно.

– Это витамины.

Кварт молчал, склонив голову и только покачивался, когда тряслась машина.

– Правда… Мне иногда делают укол снотворного, когда не могу заснуть, но в основном это витамины. Я не вру.

Алехо молча и резко наклонился вперед, словно падая, уткнулся лицом в Кветкину шею, ее саму сгребая, судорожно сжимая, так сильно, что кое-где даже захрустели суставы.

– Что они с тобой делали? – через силу спросил он.

– Да нет, правда, ничего страшного. Больше разговаривали. У меня был личный врач… Только сейчас подумала, а ведь это странно – ни у кого не было, а у меня был.

– И от какой болезни он тебя лечил?

Кветка попыталась пожать плечами, но в таком положении не особо получилось.

– Не знаю. Он говорил, что я одна и никому не могу верить. Что я должна быть одна, чтобы научится рассчитывать только на себя. Что все, кто за стенами, рассчитывают только на себя.

– Ты поэтому от меня бегала?

– Когда? – В голове так смешалось, что Кветка не смогла разделить времена, до и после, и понять, о чем он.

– На фабрике. Я к тебе пытался пару раз подойти, думал, когда тебя видел, ты что-то странное, что-то необычное. Единственная девушка, которая не раздражает, не будит во мне злость. А ты улепетывала так, что пятки сверкали.

– Мне сказали, мужчины могут меня обидеть, – с горечью прошептала Кветка. – Сказали, я с ними не справлюсь, физически они сильней. Что когда-то они меня обидели. И как не поверить, когда я ничего не помню? Когда я знаю только то, что рассказал доктор?

– Никак. Ты молодец, мой лисий цвет. Ты нас спасла.

Кветка вздрогнула. Лисий цвет на фабричном жаргоне – самый дорогой для человека предмет, ради которого можно обмануть, украсть и даже убить. Если ее и мучили сомнения, что он думает о ней и их совместной жизни теперь, после того как очнулся среди фабричных рабочих, а из воспоминаний только несколько месяцев бесконечного вкалывания на работе, то сейчас они испарились быстрее быстрого.

Значит, все в порядке. Кветка вздохнула, неожиданно успокоившись. Все позади.

– Отпусти, я переоденусь.

Алехо нехотя отпустил ее и, перед тем как снова отвернуться, поправил ее растрепанные волосы, хотя лучше выглядеть они от этого не стали.

– Ты нас спасла, – повторил он.

Кветка быстро переоделась, запихнула старую одежду в пакет, а найденный блокнот с портретом кварта сунула в карман новой куртки.

Машина быстро ехала по улицам, негромко гудя.

Все это так сильно напоминало тот нереальный, расплывчатый последний день, выпускной, наполненный кучей незабываемых событий, что сознание фиксировало только промежуточные остановки – светофор, дверь небольшой гостиницы, длинный, довольно темный коридор.

Оказывается, почти все время она шла самостоятельно.

– Садись.

В гостиничном номере Кветка уселась в кресло, уставившись на джинсы, которые оказались большего размера, чем нужно и теперь сложились в некрасивые складки вокруг колен.

В стороне что-то забулькало, зазвенело стекло.

– Держи. Пей.

Запахло крепким спиртным, Кветка наморщила нос, но при этом решительно опрокинула в рот жидкость из сунутого в руку бокала. В горле и желудке тут же разгорелось пламя, распространяя по телу тепло.

Алехо со скрежетом придвинул второе кресло и сел рядом, непринужденно прижавшись коленом к Кветкиной ноге. Потом вскочил, вытаскивая из стенного шкафа два одеяла – одно красное, другое темно-серое.

– Тебе какую шкуру – медвежью или волчью?

Не получив ответа, он сравнил одеяла и замотал вокруг Кветки красное, с трудом предварительно вырвав из ее цепких пальцев пустой бокал.

Потом сел обратно и стал на нее смотреть – пристально, серьезно, медленно подаваясь вперед. Его рука нащупала ее пальцы и сжала, самые кончики, но крепко и уверено.

– И что мы будем теперь делать? – Второй рукой Кветка попыталась натянуть одеяло на голову, хотя после коньяка уже не чувствовала особого холода, разве что привычную нерешимость. И от этой нерешимости следовало избавляться как можно быстрей. – Прятаться?

– Нет, – он улыбнулся, пусть не весело, но искренне. – Не прятаться.

– Почему нет? Ты же не стремился наверх? Знаешь, как сказал твой отец, когда ты… когда тебя… когда, в общем, ты уже не слышал? Он сказал – моя высшая гордость и разочарование – единственный сын, прирожденный маг с зашкаливающим коэффициентом сэнсуры и честолюбием сельского увальня. Все равно, что подарить волшебную палочку пастуху, который будет использовать ее одним-единственным способом – чесать копчик.

– Дело не в этом.

– А в чем?

Он еще сильней нагнулся вперед, затаив дыхание, как будто не мог отвести взгляда от чего-то прекрасного.

– Понимаешь, мой лисий цвет, наши дети будет магами.

Звучало абсолютно нереально. Не то, что дети будут магами, а само их наличие.