Один из нас - Майкл Маршалл Смит

Но есть и иные убийства, увязать которые меж собой непросто. Слишком замутнена связь – громадными расстояниями, прошествием лет, наслоениями этого ячеистого, подобного пчелиным сотам мира, где время тихо, неброско складывается само в себя.

Ячеистый мир не прячет секретов: он их скапливает. Это хранилище погребенных воспоминаний, полузабытых поступков.

В ячеистом мире все взаимосвязано.

«Св. Даниил» громоздился на Брайтуотер-Корт, невдалеке от пещероподобных рестораций вдоль авеню Брайтон-Бич и Кони-Айленда, где пары всех возрастов имели обыкновение танцевать под песни на русском, испанском и английском, вкушать блюда русской кухни, пить кто водку, кто вино и смотреть варьете, которому вполне пристало бы выступать где-нибудь под Лас-Вегасом в отелях средней руки или на круизном теплоходе (а впрочем, «Св. Даниил» был одинаково далек и от тех, и от других, в том числе и от этой мысли). Здание, где он размещался, выходило окнами на океан, а дощатый настил прибрежного променада, вдоль которого зазывно маячила троица ресторанов – «Волна», «Татьяна» и «Зимний сад», – был как щитом защищен от прохладного дыхания бриза и колючих песков пляжной зоны. Рядом здесь находилась игровая площадка Брайтона, где днем за каменными столешницами за игрой в карты чинно восседали старики, а неподалеку резвилась детвора – и мелкая, и уже не очень, все в одном месте. С запада и востока взрастали новые кондоминиумы – часть общей перемены облика, которую Брайтон-Бич претерпел за последние годы.

Однако «Св. Даниил» существовал по другим, более старым канонам и являл собою во многом другой Брайтон-Бич – тот, в котором до сих пор обретаются конторы, наживающиеся на тех, кто на «ты» с нищетой. Здесь вам и услуги по обналичке чеков с маржой в четверть от общей суммы и дальнейшей ссудой под такой же бешеный процент за «шевеление»; и магазины уцененки, где на прилавках пылятся лишь фаянс с треснутой глазурью да позапрошлогодние елочные украшения; и бывшие семейные продмаги, так называемые «мамас энд папас», где теперь заправляют личности, одни лишь протокольные хари коих вызывают подозрение, а не замурованы ли тут в подвалах останки тех самых мам и пап; и прачечные, где в завсегдатаях типажи, что насквозь пропахли улицами, а по приходе обычно раздеваются до несвежих трусов и сидят почти голышом в ожидании, пока их верхняя одежда прополощется, после чего, крутнув ее для блезира в сушилке (каждая минута – лишний четвертак), напяливают еще волглое тряпье на себя и уходят восвояси в облачке пара; и ломбарды, что с неизменным успехом торгуют выкупленными и невыкупленными вещами, поскольку всегда находится кто-то, желающий поживиться на несчастье другого; и витрины магазинчиков вовсе без вывесок, а лишь с щербатым прилавком внутри, так что постороннему и невдомек, что за бизнес может тут происходить (ну да ничего, свои знают, а чужим оно и ни к чему). Заведения эти в основном сошли на нет, ужались в закоулки, спрятались в непрестижные районы, все дальше и дальше от проспектов и моря, хотя те, кому их услуги нужны, всегда знают, где их сыскать.

А вот «Св. Даниил» остался. Выстоял. И по-прежнему считался клубом, даром что был строго «для своих» и имел мало общего с более импозантными собратьями на авеню. Со стальной решеткой на входе, он занимал подвал старого особняка из бурого песчаника, окруженного ровесниками по застройке, такими же старыми и бурыми, – только в отличие от них не поддался веяниям и не высветлил своей ауры. Когда-то клуб представлял собой главный вход в более крупный жилой комплекс, однако изменения во внутренней структуре отгородили «Св. Даниил» от обоих его соседей, двух гораздо более привлекательных многоквартирных домов. И вот теперь торчал между ними угрюмцем, как какой-нибудь бедный родственник, бесстыдно протолкнувшийся локтями на семейную фотографию – мол, да, я неказист, ну и что с того? Хочу и буду здесь стоять.

Непосредственно над «Св. Даниилом» располагался раешник из разнокалиберных квартир. В одних ютились целые семьи, в других же места хватало только на одного жильца, и то такого, для которого приватность и незаметность значат больше, чем квадратура площади. Сейчас в этих квартирах никто не обитал, во всяком случае по своей воле. В некоторых из них складировалась всякая всячина – бухло, сигареты, бытовая электроника, контрафакт в ассортименте. Остальные служили местом перекантовки для юных (иной раз ну просто очень юных) проституток и в меру надобности их клиентов. Одна или две комнаты были обставлены чуть лучше, с претензией на дешевый шик. Там заодно хранились видеокамеры и кое-какое оборудование для съемки порнофильмов.

«Св. Даниил» считалось чем-то вроде имени, но официального названия у заведения не было. На табличке возле двери значилось «Приватный клуб общения», на английском и на кириллице. Хотя общением как таковым в этом помещении, похоже, особо не пахло. Здесь был бар, но, как правило, полупустой, а немногочисленные посетители ограничивались в основном кофе и коротали время в ожидании поступающих заданий – там-то сгрести навар, там-то кое-кого окучить с переломом костей. Экран телика над стойкой демонстрировал пиратские дивидишки, старые хоккейные матчи, иногда порнуху или, глубоко за полночь, когда дела уже сделаны, какой-нибудь фильм про героизм русских войск в Чечне, отражающий вылазки боевиков, реальных или мнимых. Вдоль стен тянулись полукруглые, обшитые пенопленом кабинки-стойла, посередине которых стояли пошарпанные столы: напоминание о временах, когда здесь действительно был клуб общения; место, где собравшиеся обсуждали дела на своей оставленной родине и передавали друг дружке газеты, прибывшие по почте или в чемоданах приезжих – кто на время, а кто и на постоянку. Интерьер разнообразили в основном советские плакаты пятидесятых, которые за пять баксов продаются в «Эр-би-си видео» на Брайтон-Бич.

С некоторых пор клуб попал в поле зрения полиции, но для установки «жучков» никак не удавалось проникнуть внутрь, а прослушка телефонов ничего толком не давала. Похоже, все сколь-либо серьезные дела здесь решались по одноразовым мобильникам, которые к концу недели скрупулезно менялись. Дважды на клуб совершалась облава – через проход сверху, – но улов оба раза составила лишь стайка усталых шлюх со своими клиентами. Все как один с трудом изъяснялись на английском, а документов не было почти ни при ком. Сутенеров копам арестовать не удалось, а женщины, понятное дело, в борделях легко заменимы.

Дверь «Св. Даниила» была надежно заперта изнутри. Попав наконец в помещение, копы застали там лишь скучливого бармена да парочку беззубых стариканов за игрой в покер на спички.

* * *

Дело было вечером, в середине октября. Снаружи давно стемнело. В клубе пустовали все кабинки, кроме одной. Там сидел некий украинец, известный как Поп. В свое время он три года отучился в православной семинарии, но затем открыл свое истинное призвание, состоящее по большей части в оказании услуг, о которых обычно положено рассказывать на исповеди. Неформальное название клуба символично отражало кратковременное заигрывание Попа с религией. Вероятно, это был своего рода намек на Свято-Данилов монастырь, считающийся в Москве одним из самых древних: оплот православия даже в пик сталинских, а затем хрущевских гонений, когда многие из священников стали новомучениками, а мощи самого святого Даниила тайком переехали в Америку, чтобы избежать надругательства со стороны коммунистических иконоборцев.