Ричард Длинные Руки - рауграф - Гай Юлий Орловский

Я привстал на колени и тут же метнулся за следующее укрытие, а огненная стрела ударила в то место, где я стоял. Волна жара опалила лицо и сожгла брови, на полу расплылась лужа расплавленного камня.

Страх трепал меня, как ветер флажок, ноги понесли бегом вверх по лестнице, но остановился вовремя, эта сволочь просто встретит меня выстрелом в упор, с колотящимся сердцем и прижался к стене.

Некоторое время ничего не происходило, затем из-за поворота показался массивный человек в толстых кожаных доспехах, в руках тяжелый арбалет, стрела размером с дротик, наконечник светится ядовито-зеленым огнем.

Я затаил дыхание, вжавшись в стену и твердя про себя, что я всего лишь барельеф. Человек с арбалетом спускался уверенно, глаза не рыскают по сторонам, здесь все чисто, внимание направлено на поворот. Только оттуда покажусь, стрела шарахнет меня в середину груди и размечет на части… Да куда бы ни попала – верная смерть, такими сбивают и живучих драконов.

Он поравнялся со мной, я вообще не дышал, и лишь когда он сделал следующий шаг, я отклеился от стены и с силой ударил в затылок. Скрюченный палец дернул за скобу, стрела сорвалась с дуги и унеслась вниз, там вспыхнуло, зашипело, а тугая волна горячего воздуха ударила в нас даже оттуда.

Он шатался, поворачивался ко мне, я увидел искаженное болью лицо и непонимающие глаза.

– Что, – прошипел я, – не ждал такого исчезника? Или я настолько хорош?

Его рука поползла к рукояти кинжала на поясе. Я зло оскалил зубы и всадил лезвие своего ножа ему в горло по самую рукоять. Из перекошенного рта вырвался короткий хрип, тело начало опускаться на пол. Я успел выхватить из рук арбалет, а тулу с тремя оставшимися стрелами снял уже с распростертого.

Внизу нарастал шум, по ступенькам простучали приближающиеся шаги.

Я услышал суровый голос сэра Норберта:

– Окружить башню!.. Сэр Палант и сэр Ульрих, берите людей и – наверх!

Я вышел наружу, в одной руке окровавленный меч, в другой – арбалет, сказал устало:

– Тревога отменяется.

Ульрих подбежал так, что едва не сшиб меня, лицо перекошено волнением.

– Сэр Ричард? Что это было?

– Их надежда, – ответил я. – Из-за чего они так были уверены, что мы не возьмем башню.

– А что там?

– Сходите проверьте, – предложил я. – Только эти ребята себе на уме. Они не стали защищать башню… что все их соратники так ждали. А вот ударить ночью… собирались.

Ульрих побелел, а у Паланта вырвалось злое:

– Это не по-рыцарски!

– А там не рыцари, – сообщил я. – Колдуны…

Он процедил сквозь зубы:

– Я теперь колдунов сам буду выискивать и жечь, жечь, жечь…

Он нервно оглянулся, внизу крики, довольный гогот, треск разрубаемой мебели. Слышно было могучий рев сэра Растера:

– А где сэр Ульрих? Он еще не прошел настоящего боевого крещения!

Ульрих вздрогнул:

– Ах да… Простите, сэр Ричард, побегу исполнять воинский долг!

– Но замок уже захватили, – напомнил я.

– А насиловать? – удивился он. – По праву победителя?.. Не хочется, но… надо, увы. Иначе местные не ощутят своего настоящего положения.

Сэр Палант сказал быстро:

– Я с вами, доблестный сэр Ульрих.

Я напомнил сварливо:

– Вы же успели в числе первых!

– Помогу сэру Ульриху, – скромно сказал Палант. – Победы нужно закреплять, вы сами сказали.

Я буркнул:

– Я имел в виду законы, налоги… Эх, ладно, идите.

Сэр Палант предложил:

– Пойдемте с нами, сэр Ричард? Я не знаю долга, который выполнять было бы столь… необременительно.

Я вздохнул:

– Увы, я по рангу должен насиловать жену хозяина замка. Или дочерей. Но этот гад заблаговременно услал их в дальние владения. Так и останусь в недоизнасилованности.

Сэр Палант вздохнул сочувствующе, а добрый Ульрих пообещал уже от дверей:

– Мы их для вас разыщем!

И они унеслись, прыгая через две ступеньки, спеша выполнить воинский долг закрепления крепости за новой властью.

Я прошелся по захваченной крепости, самые ушлые уже заняты грабежом, опоздавшие все еще донасилывают женщин, везде витает победный дух довольства.

Сэр Арчибальд приблизился тихонько, я на всякий случай посмотрел по сторонам, молодой военачальник явно желает, чтобы разговор был наедине.

– Сэр Ричард, – проговорил он тихо, – если доверяете мне…

– Ну конечно! – воскликнул я. – Разве я давал повод усомниться?

Он потряс головой:

– Именно потому и прошу позволения повести свой отряд вперед, пока войско отдыхает. У меня все конные, нам проще. Но главное, у меня только орифламцы.

– Спасибо, – прервал я. – Я все понял, сэр Арчибальд, и благодарю за понимание ситуации. Если бы вы были женщиной, я бы расцеловал вас.

Он опасливо отодвинулся:

– Слабо богу, я самец. И хочу, чтобы вы, сэр Ричард, все-таки знали…

– Что?

– Я делаю это ради единства Орифламме, а не ради вас.

Я кивнул:

– Спасибо, сэр Арчибальд. Я тоже все делаю не ради себя, а ради Отечества. Не того, которое есть, а того, которое будет. Успеха вам!

Мои рыцари удивились, что Арчибальд Вьеннуанский велел всем орифламцам снова сесть на коней, но ничего не спрашивали. Кто-то сразу понял, другим объяснили, уходящим даже прокричали «ура». Я тоже помахал рукой и улыбался беспечно и радостно, хотя на душе заскребли кошки.

Юный рыцарь, который считал за честь и счастье присоединиться к нашему войску, когда мы дрались с варварами, теперь частенько подчеркивает, что Орифламме – это Орифламме, а пришельцы с Севера всего лишь гости, что помогли освободиться от нашествия варваров. И даже союзники – Гандерсгейм еще предстоит завоевать, чтобы навсегда исключить оттуда угрозу. Однако дальше в присутствии войск армландцев необходимости не будет…

Наши раненые, как и вообще мужчины, переносили боль мужественно, не позволяли себе даже дрогнуть лицом или скривиться. Виконту Штаренбергу зашивали рану большой иглой, а он громко рассказывал, как в прошлом году вырастил сокола, ни одну утку не пропускает, представляете? Как горох на землю сыплются, когда он в небе! И гусей бьет…

Сэр Рикардо даже что-то напевал, когда ему отдирали от раны присохшие и почти окаменевшие повязки. Да и вообще все мужчины, будь это кнехты, лучники или даже возчики, терпели без стонов, мужественно улыбались, мужчина познается по умению выдерживать боль и тяготы.