Алые сердца. По тонкому льду - Тун Хуа

– Ты специально пытаешься вывести меня из себя, чтобы я разозлился и ушел? – холодно предположил Иньчжэнь.

Отвернувшись от него, я опустилась на стул.

– Я просто хочу стать императрицей.

– Я прекрасно знаю, что на самом деле ты вовсе не хочешь этого, – сказал он, подойдя ко мне вплотную. – И ты бы не согласилась, даже если бы я прямо сейчас предложил тебе титул. Я, однако, обязался быть откровенным, поэтому говорю: неважно, действительно ты хочешь стать императрицей или же нет, я все равно не могу пообещать тебе это. Мы с нынешней императрицей были помолвлены еще в детстве, она обладает кротким и уживчивым нравом, никогда не переступает границ и не нарушает правил. Кроме того, в прошлом она пережила смерть ребенка и с тех пор бездетна. Титул императрицы – ее единственная защита, и я не стану отбирать ее, чтобы не навредить.

– Тогда больше не приглашай к себе супругу Нянь.

– Этого я тоже не могу тебе пообещать, – с глубоким вздохом ответил он. – Жоси, не надо нарочно пытаться ставить меня в трудное положение.

Я слегка вздернула подбородок и насмешливо произнесла:

– Этого ты пообещать не можешь, того – тоже. Что же ты можешь пообещать? Что ты можешь мне дать?

Иньчжэнь долго с каменным лицом смотрел на меня, а затем его взгляд стал печальным, и он, присев возле меня на корточки, сжал мою руку в своих ладонях, положил подбородок мне на колено и проговорил:

– Жоси, хоть я и восседаю на императорском троне, я связан по рукам и ногам. Я не могу всегда поступать по своему желанию и очень часто вынужден быть безжалостным к самому себе. Порой спрашиваю себя: а что у меня на самом деле есть? Из-за меня тринадцатый брат просидел в тюрьме десять лет. В былые годы он в одиночку поборол бы тигра, а сейчас болен и немощен – он младше меня, но гораздо слабее. И ты не лучше. Мне не хватает смелости даже вызывать в памяти события прошлого, потому что мне страшно. Что же у меня есть? У меня есть вся Поднебесная, однако тебе до этого нет никакого дела. Мое сердце – это все, что я могу тебе дать. Я желаю, чтобы в этом с виду людном, а на деле пустынном Запретном городе ты была со мной: ты можешь понять даже то, о чем я, наверное, за всю жизнь никому бы не рассказал.

Он поднял голову и взглянул мне в глаза.

– Я до сих пор не пожаловал тебе титул, потому что хотел иметь возможность видеть тебя в любое время. Если бы у тебя был титул, тебе пришлось бы поселиться в отдельном дворце, и, захоти я тебя увидеть, мне нужно было бы выбрать табличку с твоим именем, а затем отправить евнуха официально вызвать тебя. Сейчас же мы можем видеться хоть каждый день. Понимаешь?

Я молча кивнула.

– Если ты беспокоишься о том, что в будущем на женской половине могут начаться свары, ручаюсь – я ни за что такого не допущу. Даже если кому-то вздумается строить против тебя козни, я непременно узнаю об этом и разберусь раньше, чем ты заметишь.

Я закусила губу, продолжая молчать. Пристально глядя на меня, он продолжал:

– Я могу держать в узде несколько тысяч чиновников Великой Цин всевозможных рангов, так неужто не сумею приструнить двух-трех наложниц? Их нравы, их хитрости – я знаю их всех как облупленных. Известные в истории случаи борьбы на женской половине дворца происходили всего по нескольким причинам. Порой это случалось из-за того, что император был чересчур слабохарактерным и не мог сам навести порядок, а иногда эта борьба была отражением столкновения интересов при дворе, и император лишь безучастно наблюдал за тем, как жены сражаются и побеждают друг друга, не желая вмешиваться. Случалось и так, что императору было просто лень этим заниматься. Но я непременно буду! Мы велели забить палками служанку как раз в назидание другим, чтобы дать супругам и наложницам понять: кому бы из них ни вздумалось тайком вызнавать о Наших делах – пощады не будет!

Иньчжэнь запрокинул голову, вгляделся в мое лицо и спросил:

– Жоси, ты все равно откажешь мне?

Его лицо лучилось теплотой, а во взгляде сквозила почти детская растерянность. Не выдержав, я сползла со стула и, упав на колени, крепко обняла Иньчжэня.

Тихонько засмеявшись, он внезапно подхватил меня на руки, рывком подняв с пола.

– И почему ты такой нетерпеливый? – приглушенно вскричала я, смущенная и взволнованная. – Я еще не подготовилась!

– В этом вся ты, – засмеялся он. – Когда тебя припирают к стенке, ты, несмотря на недюжинный ум, продолжаешь робко топтаться на месте, не в силах принять решение. Этим вечером ты дала мне обещание, однако я не могу быть уверен в том, что наутро ты вновь не утонешь в сомнениях. Нет уж, лучше буду рвать цветы, пока они свежи!

С этими словами он опустил меня на постель.

Снедаемая волнением и страхом, я боялась даже вдохнуть, стыдливо осознавая, что с некоторым нетерпением жду его дальнейших действий. Я крепко зажмурилась, ощущая, как Иньчжэнь, касаясь губами моего уха, расстегивает на мне платье…

Отступили холода. В садах Юаньминъюань буйствовала зелень, пышно цвели цветы. Среди листвы, не умолкая, пели птицы, своим щебетом воспевая весну.

Мы с Иньчжэнем и тринадцатым господином втроем прогуливались по саду. Вероятно, атмосфера шумного, дышащего весной сада оказала на тринадцатого господина некоторое влияние: он выглядел гораздо лучше обычного и весело болтал с Иньчжэнем, сияя тонкой улыбкой. В последнее время Иньчжэнь также пребывал в прекрасном настроении, и его взгляд лучился радостью и спокойствием.

Я молча шла за ними двумя, изредка слыша их тихий смех и ощущая в душе невыразимое тепло. Время от времени Иньчжэнь оглядывался на меня, словно боясь, что я могу исчезнуть. Заметив это, тринадцатый господин едва заметно помрачнел и быстро прикрыл лицо рукой, после чего вновь бросил на меня взгляд и, приподняв брови, с натянутой улыбкой оглядел нас с Иньчжэнем. От этой улыбки, такой знакомой, у меня в горле встал ком и слезы едва не полились из глаз.

Издалека донесся звонкий детский смех вперемешку с чьим-то едва различимым пением. Услышав эти звуки чистого, беззаботного веселья, Иньчжэнь с тринадцатым господином тут же отправились на поиски их источника. Я лишь с натянутой улыбкой нахмурила брови.

Некоторое время тринадцатый господин чутко вслушивался, после чего сказал:

– Что это они поют? Мелодия совсем незнакомая.

– Вероятно, выучили что-то новенькое, – засмеялся Иньчжэнь. – Неужели ты помнишь все песни, что мы пели в детстве?

– Я помню их все, – с улыбкой ответил тринадцатый.

– Все? – изумился Иньчжэнь. – Я помню от силы две-три.

Не удержавшись, я вмешалась:

– Какие же? Спой, а мы послушаем.

Лицо Иньчжэня тут же приобрело самое странное выражение. Тринадцатый господин, прижав ко рту кулак, вежливо покашлял, но все равно не смог скрыть улыбки.