Зеркальные числа - Тимур Максютов

Скромное деревянное строение пряталось в соснах. В двух десятках саженей блестела Нева, спеша на соитие с Финским заливом.

Стареющая императрица встретила приветливо и просто, сама налила гостю кофий в фарфоровую чашечку. Берд оглядел развешанные по стенам лосиные и оленьи рога, подивился богатой медвежьей шкуре у камина. Отметил неуместное здесь чучело огромного ворона. Впрочем, Россия – страна странных обычаев. Может, здесь охотятся и на воронов. Похвалил охотничий костюм:

– Ваше величество, вы в нем подобны юной богине Диане. Ни лесная дичь, ни сердца подданных не ускользнут от ваших метких стрел.

Самодержица рассмеялась, погрозила веером:

– А вы, оказывается, дамский угодник. Признайтесь, что многие петербургские красавицы вздыхают о вас.

Шотландец мягко перевел разговор:

– Ну что вы, ваше величество, мне совсем не до утех Амура, очень много забот. Да и в столице я недавно, а до того шесть лет занимался литейным делом на пушечном заводе в Петрозаводске.

Екатерина кивнула:

– Да, я читала записку. Приятно, когда молодые талантливые иноземцы выбирают для своей карьеры Россию, благословенную землю с бескрайними возможностями. А правда ли, что ваш прожект будет иметь для вас самые печальные последствия на родине?

– Да, государыня. Паровая машина Уатта запатентована в Королевстве, и ее строительство вне Великобритании карается смертной казнью. Я навсегда закрою себе дорогу домой.

Императрица вскрикнула:

– Но это же ужасно! Зачем такие жертвы, Карл Николаевич?

Чарльз Берд ответил не сразу. И со всей серьезностью:

– Ваше величество, мне уже двадцать шесть лет, я немало прожил и способен оценивать перспективы своих поступков. Моя первая родина, которую я покинул – Шотландия, власть в ней узурпирована ганноверской династией. Моя вторая и последняя родина – Россия. Если солдаты без малейшего сомнения жертвуют жизнью ради славы и процветания отечества, то чем же хуже иные ваши подданные?

Екатерина промокнула шелковым платком навернувшиеся слезы.

Казавшийся чучелом ворон внезапно открыл глаза. Подпрыгнул, взмахнул огромными, почти в сажень, крыльями. Подлетел и уселся на плечо пораженного шотландца, вцепившись грозными когтями. Берд только крякнул: в птице было добрых четыре фунта.

Императрица рассмеялась:

– Карпуша, ну разве можно так пугать гостей? Познакомьтесь, Карл Николаевич, это Карп. Он был старым уже тогда, когда я юной девицей приехала в Санкт- Петербург, чтобы стать царской невестой. Предание гласит, будто его, еще птенца, спас сам Петр Алексеевич во время строительства Петропавловской крепости, отбив от морских чаек. Великий венценосец посчитал это добрым знаком, мысля, будто чайки символизируют собою шведов, владеющих морем, а птенец ворона – юную Россию, пришедшую из дремучих лесов отсталости. Сие – забавный анекдот, вряд ли имеющий правдивую основу, ведь тварь небесная не может жить почти сто лет.

Екатерина задумчиво посмотрела на портрет Петра Великого, украшающий стену.

– Пожалуй, и сегодня мы с вами увидели добрый знак. Я подпишу ваше прошение. Стройте свой литейно-механический завод на Галерном острове. А будет тесно, и Матисов остров берите.

* * *

Карл Николаевич Берд проживет славную, долгую, насыщенную жизнь и умрет в возрасте 77 лет. На его заводе построят первую в России паровую машину и первый пароход, сделают всю работу по бронзовому литью для Исаакия и для Казанского собора…

На вопрос «Как дела?» петербургские заводчики, поскребя в затылке, неизменно отвечали:

– Как у Берда, только труба пониже, да дым пожиже.

Очевидцы рассказывали: когда Александровскую колонну в 1834 году водрузили на Дворцовой площади, на плечо бронзовому ангелу, отлитому на заводе Берда, уселся огромный черный ворон.

Надюшка поверх цигейковой шубы напялила старый пуховый платок. Кряхтя, с трудом завязала узел. Натянула валенки, захлопнула дверь и начала осторожно спускаться по обледенелым ступеням. Подражая бабушкиной интонации, проворчала:

– Вот ведь ироды, поганое ведро до улицы донести не могут – все расплещут, криворукие.

Бабули давно уже нет, месяц как. Мама, пряча глаза, сказала, что она уехала далеко, к подруге в Вырицу, и скоро вернется.

Да только это вранье. Бабушка умерла. Надя точно знает, видела свидетельство. А те, кто умер, больше не возвращаются.

И про боженьку, и про небеса – все вранье. Любой октябренок это вам скажет.

Наде даже стыдно: когда ночью плакала тихонько, чтобы мама не услышала, ей привиделось, будто бабушка сидит на облаке рядом с бородатым веселым старичком и болтает ногами, словно маленькая. Неправильный сон. Советская второклассница и ленинградка не должна такие сны видеть.

На улице встретила тетю Варю – почтальоншу. Та с трудом ходит, ноги распухли от голода. Стоит, опираясь на стену, отдыхает. Увидела Надю, подозвала:

– Возьми, деточка, письмо. Маме отдашь. Горе-то какое, господи.

Девочка поморщилась: опять про бога. Необразованные они, эти взрослые. А конверт красивый, прямоугольный, с печатью войсковой части. Надя обрадовалась:

– Вы, тетя Варя, путаница. Это же от папы письмо, с фронта! Какое же горе, когда радость!

Почтальонша охнула, заплакала. Странная она все-таки. Надя улыбнулась и пошагала очередь за хлебом занимать.

* * *

Хлеб черный и липкий. И очень вкусный, а пахнет чудесно. Надя малюсенький кусочек отщипнула, а больше не стала – надо маму дождаться со смены. Мама работает на заводе, где делают снаряды для фронта.

Вороненок Карп в клетке проснулся, завозился. Посмотрел одним глазом, потом повернул голову – и другим. Надя вздохнула, еще кусочек отщипнула и ему отнесла. Карп – птица казенная, из живого уголка. Когда школу закрывали, Наде Авдеевой поручили за ним ухаживать, потому что отличница и вообще пример.

Дверь заскрипела. Девочка встала со стула и чуть не упала – голова вдруг закружилась. Думала, мама. А это сосед. Он почему-то не на фронте. И глаза у него недобрые.

Сосед попросил газету для растопки. Увидел Карпа и говорит:

– А вы что, ворону не съели еще? Вот дурные. Если вам не надо – мне отдайте.

Наденька аж задохнулась от возмущения:

– Нельзя, он же школьный! Что я учительнице скажу?

– Кому?! Сдохла уже давно, небось, твоя учительница. И все мы сдохнем. Не город, а кладбище.

Надя даже заплакала от обиды. Соседа прогнала, дверь закрыла. Села на стул и незаметно заснула. Увидела сон, будто сосед в комнату на цыпочках вошел и тянет к Карпуше крючковатые пальцы.