Зеркальные числа - Тимур Максютов

– Плохой знак! – прохрипел кормчий, – говорил я тебе – неудачным будет поход. Кто сейчас ходит грабить в земли наследников ютландского Рерика? Зря я согласился.

Эрик поморщился. Эх, не те нынче времена! Викинги предпочитают перевозить товары на толстобоких кноррах, наниматься в гвардию к королям или, подобно Рерику, самими становиться конунгами диких земель. А эпоха лихих набегов уходит в прошлое.

Нет! Никакие богатства, почет или корона не заменят настоящему бродяге вольный ветер моря, которое все – твое, от края до края. А каменная башня конунга или лабаз из толстых бревен, в котором хранятся бочки с вонючей селедкой и пыльные связки мехов – не место для воина.

Эрик скривился, сплюнул за борт. И тут же обмер: нельзя оскорблять презрением стихию! Не простит.

Огляделся. Вырвал из скрюченных пальцев Торда Кривого серебряный кубок, бросил в зеленые волны, бормоча извинения богу моря Ньерду. Калека заверещал было, но ярл оборвал:

– Тихо, друг. Вдвое получишь из новой добычи.

Не помогла жертва. Когда уже подходили к заросшему темным лесом острову в устье реки Ниен, из протоки выскочили две новгородских ладьи.

Напрасно кричал Свен, призывая развернуть корабль. Стремительный драккар легко ушел бы от русов. Но Эрик, раздувая ноздри, уже стоял на носу, сжимая меч и желая схватки.

Потом были меткие новгородские стрелы, треск бортов сцепившихся кораблей, рев и лязг боя…

Ярл спрыгнул в море, когда остался последним. Долго выгребал одной рукой. Соленая кровь викинга смешалась с соленой водой. Выполз на берег. Чувствуя, как вытекает жизнь, увидел черную тень на песке. Понял: это ворон кружит над ним, посланник Одина. Эрик выплюнул кровавый сгусток, улыбнулся.

Значит, скоро придут валькирии. Славная смерть для бойца.

Встречное течение в горле залива было сильным, словно могучая река не хотела пускать к себе чужаков. Гребцы изрядно вымотались, прежде чем смогли вытащить корабль на берег.

Епископ посмотрел на стену серого насупленного леса, мокнущего под свинцовым небом. Вонзил меч в сырой песок, встал на колени и вознес молитву, прося удачи в благом деле обращения язычников в истинную веру Христову.

Магнус поскреб заросший бородой шрам, зябко передернул плечами. Пробормотал:

– Дурное место. Не зря предки здесь не высаживались никогда, а спешили подняться по реке, до Белого озера. Я читал в записях ярла Харальда. А людям надо дать отдохнуть прежде, чем пойдем. Дурное место…

Епископ мрачно посмотрел на старого вояку, сжал в узкую полоску посиневшие от холода губы:

– Наши предки были разбойниками и нечестивцами, пока не узрели свет христианства. А отдыхать некогда. Командуй.

Голодные и злобные, пошли в лес на запах жилья, звякая железом. Деревенька чуди в полтора десятка избушек из почерневших бревен сопротивлялась недолго. Деревянные вилы да три ржавых меча против полусотни бойцов. Крытые мхом убогие домишки горели плохо, злой дым выедал глаза.

Епископ внимательно осмотрел трупы мужчин, покачал головой.

– Волхва нет.

Магнус, перемазанный копотью и кровью, кивнул. Присмотрелся, выхватил из толпы пленных рыжеволосую в полотняной рубахе, поставил на колени, прижал к хрупкому горлу тяжелое лезвие сакса. Спросил, вспоминая финские слова:

– Где ваш шаман? Как его, «лойтсия». Ну?

Женщина молчала, только прозрачные слезы скользили по веснушкам. Магнус хмыкнул. Ткнул пальцем:

– Вот этого пацана сюда.

Ландскнехт схватил завизжавшего от ужаса мальчонку, подтащил. Командир прижал коленом извивающееся червячком тельце, ножом одним движением вспорол ребенку живот. Начал высматривать следующего.

Рыжая завыла, забилась. Прокричала:

– Не надо! Покажу дорогу.

Сквозь мрачный еловый лес шли осторожно, арбалетчики по флангам. Хлюпала болотная вода под ногами.

Колдун – длинный костистый старик в грязном рубище – ждал у землянки с приколоченным к двери медвежьим черепом. Солдаты крутили ему руки с тайной опаской, стараясь не касаться пришитых к балахону мышиных косточек и совиных крыльев.

Выволокли пленника на берег, поставили перед епископом.

Слуга божий махнул дланью в сторону замороженной ужасом кучки оставшихся в живых:

– Вели своим людям смиренно принять крещение. И сам покайся, откройся истинному свету.

Колдун посмотрел на скрюченные тела убитых, вдохнул горький дым догорающей деревни. Распрямился, оказался вдруг очень высоким. И пророкотал неожиданным басом:

– Не будет вам жизни на нашей земле. Проклинаю на века. И лес, и болота, и холодная вода Невы – все будет против христиан – чужеземцев. В страшных муках умрете все…

Магнус заткнул рот волхву рукой в стальной перчатке, поволок к берегу моря, доставая сакс из ножен.

Епископ покачал головой. Вынул из-под кольчуги деревянное распятие, подошел к язычникам, затянул:

– In nomine Patris, et Filii, et Spiritus Sancti…

Магнус вернулся, стащил бацинет с кольчужной сеткой, склонил голову.

После окончания таинства спросил:

– Что с ними теперь?

– Неисправимы. Дети сатаны, – пожал плечами церковник, – в избушку всех и сжечь. Теперь хоть души их спасены.

Командир, отводя взгляд, пробормотал:

– Колдун перед смертью сказал, что только волшебный ворон Корппи может спасти эту землю от проклятия, гнездовье здесь у него. И то, если захочет.

Епископ прищурил глаза:

– Слаб ты в вере Христовой, солдат. Суеверен. Всякую ерунду слушаешь. Подберу тебе епитимью построже.

* * *

Лихорадка началась через неделю. Ландскнехты, измученные кровавым поносом, выползали из леса на прибрежный песок и умирали, захлебываясь собственной черной рвотой.

Когда показался большой флот Торгильса Кнутссона, на берегу их ждал последний, оставшийся в живых.

Магнус смог сделать крест из кривых стволов болотной осины, привязал к нему сутану покойного епископа. Стоял, покачиваясь. Размахивал руками и хрипел:

– Здесь смерть! Нельзя высаживаться.

Шведы поняли, пошли вверх по реке, к устью Охты – строить крепость Ландскрону.

Магнус лежал на спине. Мрачное небо плакало серой моросью.

Ветер раздувал плащ на кресте, как крылья огромного черного ворона.

На Выборгскую сторону из Литейной части переехали по наплавному мосту. Генерал-поручик Никита Иванович Рылеев наклонился, доверительно сказал:

– Вы, Карл Николаевич, будьте посмелее. Ея величество ценит в молодых людях бойкость. Мыслю, что понравился матушке ваш прожект, так и берите быка за рога. То, что пригласили вас в Охотничий домик, есть хорошее предзнаменование, чужих там не принимают.