Последняя Ева - Анна Берсенева

– Я налью, папа, – сказала Ева. – Сиди, мам.

Она вышла вслед за Валентином Юрьевичем из комнаты и, пока отец мыл руки, зажгла огонь под теплой кастрюлей с борщом, нарезала хлеб…

– Папа, что-нибудь случилось? – спросила она, когда он пришел на кухню и сел за стол. – Кто этот человек?

– Ничего не случилось, – пожал плечами Валентин Юрьевич. – Почему ты решила? Это, кажется, мамин знакомый по Чернигову, она мне что-то рассказывала когда-то… Как это он ее нашел?

Его голос звучал теперь так же спокойно, как мамин, но разница все-таки была. Ева сразу почувствовала, что мама действительно спокойна, а папа – только старается казаться, хотя и почти успешно.

– Ты иди, иди к ним, – сказал отец. – Что это вы домострой развели? Я и сам могу суп налить.

Еве почему-то показалось, что он не хочет, чтобы она ушла. Но отец повторил:

– Иди, Евочка, иди, неудобно же. Я просто, если не поем немедленно, то в голодный обморок брякнусь прямо при госте!

Когда она снова вошла в комнату, пан Адам рассказывал о своих странствиях по Европе. Оказывается, он довольно много ездил, учился во Франции и в Голландии – правда, Ева пропустила, когда он рассказывал, чему именно. Теперь он жил в каком-то красивом предместье Кракова – почти в городе и все-таки на природе, очень удобно.

– Извините, – сказал пан Адам, взглянув на часы. – Мне пора теперь пойти, Надя. Я рад был повидать тебя и Еву.

– Где ты остановился? – спросила мама, поднимаясь одновременно с гостем.

– Совсем рядом, отель «Аэростар».

– Действительно, рядом, в двух шагах, – согласилась Надя. – Пойдем, Адам, я тебя провожу. Валя, я через полчаса вернусь! – сказала она, уже стоя у двери в прихожей.

На кухне шумела вода, свистел чайник, и даже Ева не расслышала маминых слов.

Ева думала, что папа ушел в спальню, пока она мыла чашки и рюмки. Но, выйдя в коридор, с удивлением увидела, что он надевает кожаную куртку, хлопает по карманам в поисках ключей от машины.

– Ты куда это? – удивилась Ева. – Пап, что случилось?

– Да ничего не случилось, милая, – улыбнулся он, но улыбка вышла такая печальная, что сердце у Евы дрогнуло. – Правда, ничего. Съезжу в Кратово, завтра оттуда на работу. Давно по лесу не бродил!

– На ночь глядя… – сказала Ева.

– Какая же ночь? Светлым-светло. До завтра, золотая моя рыбка!

Он быстро поцеловал Еву в висок и открыл дверь.

«Хорошее «ничего не случилось»! – подумала она. – Все как на голову встали…»

Она так ничего и не понимала. Конечно, неожиданная тревога и смятение в доме связаны были с этим паном Адамом, но почему? Если даже предположить, что у мамы был с ним когда-то роман, то что в этом страшного? Она ведь родила уже в восемнадцать лет, значит, роман мог быть только совсем детский, и стоит ли придавать ему значение? Да если он вообще был!..

Ева никогда не замечала, чтобы отец ревновал маму. Для нее, красивой, молодо выглядящей женщины, все мужчины, кроме него, были чистой абстракцией, и этого невозможно было не замечать. Даже отдаленных поводов не было для ревности…

И вдруг, зная это, он стал бы ревновать к какому-то старому приятелю, с которым она не виделась сто лет и которого встретила совершенно спокойно! Ведь действительно спокойно – Ева слишком хорошо знала все мамины реакции, чтобы в этом сомневаться. Если и была в Надином поведении некоторая растерянность, то только в самом начале. И ничего удивительного: все-таки гость из прошлого, может, она его просто не сразу узнала…

Вздохнув, Ева достала из буфетного ящика свежее полотенце и принялась вытирать рюмки и чашки.

– Я не думала, что когда-нибудь тебя увижу, – сказала Надя. – Как странно…

– Что тебе странно, Надечка? – спросил Адам, подавая ей руку возле лужи.

– Странно, что я почти не удивилась, – объяснила она. – Разве что в первую минуту – я тебя просто не сразу узнала из-за усов…

– А я узнал Еву, – улыбнулся Адам. – Вот то было дивно! Знаешь, как?

– Знаю, – кивнула Надя. – По колечку, как еще ты мог ее узнать?

– Правда… Как в кино!

– В кино ты бы в нее сначала влюбился, а потом узнал, что она твоя дочь, – снова улыбнулась Надя.

– То правда, Надечка? – тихо спросил он. – Когда Виктор мне сказал, я не мог поверить…

– Почему же не мог? – пожала она плечами. – Мы с тобой были здоровы и молоды, почему не мог родиться ребенок? А когда это Витя тебе сказал? – поинтересовалась она.

– Два дня назад… Я случайно встретил его в Киеве на Крещатике…

– Надо же! Вот это уж точно как в кино, – усмехнулась Надя.

– Я думаю, ты должна была меня взненавидеть тогда… – медленно произнес он.

– Нисколько! – возразила Надя. – За что же мне было тебя возненавидеть? Я в юности делала только то, что хотела. И, как сейчас понимаю, с полной беспечностью. Правда, я и теперь ничуть об этом не жалею… И не думаю, что это было случайно. Я недолго тебя ждала, Адам, – улыбнулась она. – Через два года, как ты уехал, я вышла замуж.

– Ты год ждала дитя и еще год ждала меня с дочкой! – с неожиданной горячностью проговорил он. – То очень много, Надечка! Потому я и подумал, что ты…

– Напрасно подумал, – перебила его Надя. – Я не успела тебя возненавидеть. Сначала я тебя любила, а потом забыла – через год после того, как вышла замуж. Ненависть просто не поместилась… Это правда, Адам, я не для того говорю, чтобы тебе отомстить за прошлое! Если что и было мне нелегко в моей жизни, то не воспоминания о тебе…

– Я писал тебе! – с той же горячностью сказал Адам, хотя она об этом не спрашивала. – Я приехал в Польску и каждый день тебе писал!

– Я не получала писем, – улыбнулась Надя. – Но вообще-то это неважно. Я и тогда догадывалась, что они просто не доходят. Я тебе отправила два письма, когда родилась Ева. Наверное, ты их тоже не получил. – Он кивнул. – Вот видишь… Что ж, мы жили в такой стране. Ну, Бог с нею.

– Как ты спокойна, Надечка, – тихо проговорил он. – Ты совсем спокойная…

– Да, – кивнула она. – Но знаешь, я этому даже не удивляюсь. Все так блекло как-то, тускло – наша с тобой встреча… Не задевает мое сердце! Может, если бы я стала прежней, семнадцатилетней, и ты стал бы прежним, и мы бы с тобой вдруг встретились – может, тогда я была бы взволнована. А теперь – ты прости, но я вот иду и думаю о Юре… Это мой сын, – пояснила она. – Он на Сахалине работает, и уже неделю никаких известий. Или что Ева никак не объяснится с одним человеком – о ней больше всего думаю, когда с Юркой все в порядке. Или вот еще: когда Полинка сегодня явится?..

– А о твоем муже ты не думаешь? – перебил Адам; его голос впервые прозвучал раздраженно.

– О моем муже? – улыбнулась Надя. – Это не называется – думать… Я не думаю, а знаю, например, что сейчас он поехал на дачу, потому что не может сидеть в четырех стенах и представлять, как я иду с тобой по улице.