Невеста-наследница - Кэтрин Коултер

Она такая, какая есть, и тут уж ничего не поделаешь. Она жена, жена Колина. Его дал ей Бог, и она никогда ничего от него не скроет, не утаит. Потому что он самый важный человек в ее жизни.

Но когда сорок пять минут спустя она вошла в малую столовую, ее охватило такое волнение и смущение, что у нее вспыхнули щеки. Колин сидел во главе стола в непринужденной позе. В руке он держал чашку с кофе, перед ним стояла глубокая тарелка с кашей; от каши поднимался пар. Тарелка стояла на красивой льняной белой скатерти, которую Синджен купила в Кинроссе.

Ее братьев не было в комнате, их жен тоже. Не было ни детей, ни тетушки Арлет, ни Серины. В замке было полным-полно народу, и все же она и Колин почему-то оказались одни.

— Все позавтракали полчаса назад, — сказал Колин. — Я ждал, пока ты проснешься и придешь в столовую. Мне казалось, что сегодня тебе не захочется завтракать вместе со всеми.

«По-моему, дело вовсе не в этом», — подумала Синджен и вошла в столовую, гордо подняв голову и деланно улыбаясь.

Он лукаво усмехнулся:

— По правде сказать, я думал, что тебе, возможно, захочется поговорить со мной о том, что произошло прошлой ночью. Наедине, разумеется. Я опасался, что ты, быть может, разочарована из-за того, что я подарил тебе наслаждение всего один раз. Мне очень жаль, что ты так рано заснула, Джоан. Я же, будучи джентльменом, не решился разбудить тебя и заставить вновь достичь вершины плотского блаженства. В конце концов, ты едва оправилась от болезни, и мне не хотелось, чтобы тебе сразу пришлось в полной мере испытать на себе все, что несет с собой участь жены.

— Ты очень добр, Колин, — сказала Синджен и, встретившись с ним взглядом, опять залилась краской.

Он говорил с той же дерзкой откровенностью, что и ее братья, но прежде она никогда не краснела как дурочка, как бы вольно они ни выражались. Сделав над собой усилие, она вздернула подбородок и спокойно сказала:

— Я вовсе не разочарована, но я не могу не беспокоиться о тебе, Колин. Ты был слишком добр. Я обещала, что буду вести себя, как подобает жене, но вчера ты не позволил мне дать тебе никакого облегчения.

— Облегчение, — повторил он. — Какое унылое слово для обозначения неистового любовного наслаждения, с его бешеным биением крови и воплями восторга. Облегчение… Надо будет процитировать это выражение моим приятелям и спросить, что они о нем думают.

— Я бы не хотела, чтобы ты это делал. Ведь это касается только нас двоих. Ну, хорошо, я возьму назад это самое «облегчение» и попробую выразиться в духе моих братьев. Колин, я сожалею, что у тебя не было повода вопить от избытка наслаждения.

— Вот это уже лучше. Но почему ты думаешь, что я не получил никакого удовольствия? Я видел, как ты достигла наивысшей точки блаженства, Джоан. Я видел, как синева твоих глаз сначала стала ярче, а потом они затуманились, стали отрешенными, и это было очаровательно. Я мог чувствовать твое наслаждение, потому что ты дрожала и стонала от моих ласк, а когда ты, целуя меня, закричала, уверяю тебя, я сам был готов завопить от восторга. Вместе с тобой.

— Однако так и не завопил, — напомнила она, садясь на свое место.

Он посмотрел на нее с выражением, которого она не поняла, и буднично осведомился:

— Ты будешь есть кашу?

— Нет, только гренки.

Он кивнул и встал из-за стола, чтобы подать ей завтрак.

— Нет, Джоан, не вставай. Я хочу, чтобы ты поскорее набралась сил.

Он налил ей кофе и поставил перед ней блюдо с гренками. Затем без всяких предисловий сжал рукой ее подбородок, приподнял лицо и впился в ее губы. Сначала его поцелуй был неистово страстным, потом стал иным, нежным. Когда он наконец отпустил Джоан, ее глаза были затуманены истомой, руки повисли и она бессильно прислонилась к нему.

— Филип сказал мне, что простит тебе ложь, если ты как следует его попросишь, — сказал он и снова направился к своему месту во главе стола. — Похоже, он прекрасно тебя понимает. Он сказал, что ради моего спасения ты готова пройти сквозь огонь, поэтому твоя ложь простительна, если она помогла в достижении твоей благородной цели.

Да, Филип умный мальчик, подумала Синджен, не отрывая взгляда от лица Колина, от его губ. Ей хотелось, чтобы он сказал ей какие-нибудь нежные, ласковые слова. Чтобы показал, что он тронут ее признанием в любви. Все еще ощущая вкус его поцелуя, она смотрела на него и молчала, не зная, что сказать.

На лице Колина мелькнула и тут же исчезла страдальческая улыбка,

— Ешь, Джоан, — напомнил он, глядя на нее с непроницаемым видом.

О дьявольщина, что же у него сейчас на уме? Синджен жевала гренок и раздумывала о том, почему Господь в своей бесконечной мудрости сотворил мужчин и женщин такими разными.

— Есть еще одна вещь, которую я хотел сказать тебе наедине. Я собираюсь нынче же утром расспросить тетушку Арлет. Если это она наплела Роберту Макферсону, что я убил Фиону, я заставлю ее признаться.

— Мне отчего-то не верится, что это была она. Правда, она питает к тебе какую-то непонятную неприязнь. А с другой стороны, она явно терпеть не могла Фиону. Если я правильно поняла смысл ее излияний, единственными людьми, которых она любила, были твой отец и брат. Но сказать по правде, смысла в том, что я от нее слышала, всегда было очень мало. Помнишь весь этот бред о том, что твоим отцом был водяной из озера Лох-Ливен? В общем, я хочу сказать, что тетя Арлет — женщина с большими странностями.

— Это уже не важно. Как только я выясню ее роль в этой истории, она покинет замок Вир и увезет с собой все свои странности.

— Но, Колин, у нее ведь нет средств к существованию.

— Я уже говорил тебе, что у нее есть родственники, и я уже послал письмо ее брату. Он и его семья живут неподалеку от Питлокри, в центральной части Горной страны. Им придется предоставить ей кров — у них нет другого выбора. Мне очень жаль, что она так дурно обращалась с тобой.

«Она едва меня не убила», — хотела сказать Синджен, но промолчала. Теперь это уже не имело значения. Скоро Арлет уедет.

— Если не она оболгала тебя перед Робертом Макферсоном, то кто? — спросила она.

— Не знаю, но непременно узнаю. А пока, как ты знаешь, Робби дал обещание, что ни он, ни его люди больше не будут вредить нам. Он обещал поговорить со своим отцом и выслушать его со вниманием. А если он нарушит свое слово и снова попытается причинить зло нам или нашим людям, я его убью. И он это знает. Возможно, теперь он наконец станет вести себя благоразумно.

— Серина — его сестра. Было бы логичнее предположить, что не Арлет, а именно она обвинила тебя перед Макферсоном.

Колин самодовольно улыбнулся, как юноша, впервые услышавший комплимент от дамы.

— О нет. Серина меня любит. Во всяком случае, она говорила мне это десятки раз — и все после того, как я женился на тебе. Я отошлю ее обратно к отцу.