Пасьянс на красной масти - Кирилл Шелестов

Поскольку Лисецкий принципиально никогда и нигде за себя не платил, видимо считая это ущербом своему достоинству, то Храповицкому пришлось отдать что-то около полутора тысяч долларов за ту ерунду, которой Мышонок надеялся развлекать губернатора короткими амстердамскими ночами.

Из магазина мы вышли в половине первого. Храповицкий и Плохиш были решительно настроены продолжить праздник. Ефим тоже изъявил готовность присоединиться. Но у губернатора, распаленного всем увиденным и близостью эротичного Мышонка, возникли другие планы. Он прижал к себе Мышонка и прерывисто вздохнул.

— Завтра трудный день, — сообщил он. — С утра в поля, потом еще эти технологии смотреть. Надо выспаться!

Мы проводили их до отеля, простились, пообещали не опаздывать к завтраку и отправились в ночной клуб.

Признаться, я не понимаю, каким образом в Амстердаме удается выживать ночным клубам, если весь центр города представляет собой не что иное, как один огромный ночной клуб.

Заведение, в котором мы оказались, являло собой что-то среднее между «Миражом» Быка и «Фантомом», где мы подрались с Виктором. По сравнению с московскими заведениями такого рода, здесь было веселее, гаже и дешевле. Полутемное помещение со сценой в зеркалах было просторным, но мебель — старая и вытертая. Цветные прожектора слепили, музыка, разумеется, оглушала.

Правда, девушек здесь было раза в три больше, чем в наших ночных клубах. Пока одна раздевалась у шеста, с десяток танцевали на барной стойке и в проходах. И еще не менее двадцати полуголых дам бродили туда и сюда, маялись в ожидании посетителей и принимали невообразимые позы, демонстрируя привлекательность своих филейных изгибов. Кстати, судя по той готовности, с которой проститутки поворачиваются задом к потенциальному клиенту, эта часть тела в их ремесле гораздо важнее всего остального. Что касается лиц, то на них, кажется, вообще никто не обращает внимания.

Мы уселись в нише, на диване, пододвинув пару кресел. Посетителей, кроме нас, было немного. Двое молодых, пьяных англичан, с всклокоченными крашеными волосами время от времени бросались танцевать, что-то выкрикивая, таскали к своему столу разных девиц, но потом ни с чем отправляли их назад. Было еще трое пожилых смуглолицых арабов, которые жадно смотрели на девушек и переговаривались между собой. В углу сидел старый худой обкуренный хиппи с длинной седой косичкой, с усами и в ковбойской шляпе. Он мутным взглядом озирал зал и, кажется, с трудом понимал, где он находится.

Кстати, в отличие от русских, иностранцы не ходят в стриптиз-клубы со своими дамами. Исключение составляют разве что немолодые туристы-немцы, которым все любопытно. У нас же пригласить девушку в подобное заведение считается столь же естественным, как совместный поход в ресторан. Более того, русские девушки порой посещают ночные клубы с проститутками чисто женской компанией.

Мы заказали виски, и к нам сразу же устремилась пара весьма объемных, томных блондинок. Кокетливо раскинувшись рядом, они призывно заулыбались.

— Давно в Амстердаме, мальчики? — по-русски спросила одна.

— А можно заказать шампанское? — поспешно добавила вторая.

Официантка, чей наряд мало чем отличался от одежды стриптизерш, уже торопилась к нам с бутылкой дешевой шипучки по цене «Дом Переньон». Оплачивать заказ полагалось сразу.

— Слышь, вы бросьте на консумации пацанов разводить! — перекрикивая музыку, взял быка за рога Плохиш. — Короче, сколько за ночь?

— По тысяче долларов! — с готовностью выпалила первая. — И еще надо администратору заплатить.

— Иди, гуляй! — засмеялся Дергачев. — Не позорь Родину!

— Местные по две с половиной заряжают! — оправдываясь, затараторила она. — Дешевле нас все равно не найдете!

— Да мы сюда вообще-то не экономить приехали, — сухо произнес Храповицкий, болезненно морщась при взгляде на их пышные формы.

— Кыш, кыш, — замахал на них руками Дергачев. — Нам русских девок и в Москве хватает.

— А может, оставим их, — нерешительно предложил Ефим, которому в отличие от моего шефа явно нравились толстушки.

— Эх, пропадешь ты, Ефим, через свою доброту! — ехидно отозвался Храповицкий.

Ефим обеспокоенно заглянул ему в лицо, стараясь догадаться о скрытом смысле его слов.

— Да пошли они! — отмахнулся Плохиш. — Лучше негритянок наберем! Давно хотел. Точно говорю, Хенрих? Тебе же нравятся черные? Страшные такие. Здоровенные! — Он состроил зверскую рожу и показал на метр выше своей головы.

Хенрих посмотрел на него с нескрываемой опаской. Видимо, нарисованный Плохишом портрет не пробудил в нем острого влечения. В физиономии ГТлохиша и впрямь было мало соблазнительного.

Одна из девушек, видя, что дальнейшее пребывание в нашей компании не сулит ей заработков, поднялась и обиженно отошла. Другая, русоволосая и голубоглазая с круглым крестьянским лицом и мягким носом, осталась на месте.

— А ты что время теряешь? — обратился к ней Дергачев. — Иди, поищи кого-нибудь!

— Я просто так с вами побуду, можно? — спросила она с заметным северным выговором. — Я три недели только как сюда приехала. Из Пскова. Мне девчонки помогли. Думала, заработаю маленько, а ничего не получается. Я же вообще не снимаюсь. Ну, на ночь не езжу, — пояснила она смущенно. — А танцевать мне не дают. Тут у них целая очередь. Русских не пускают. Я буду тихо сидеть.

— Как тебя кличут, болезная? — насмешливо осведомился Дергачев.

— Я не болею, — испуганно ответила она. — Меня Татьяной зовут.

— Ну ладно, сиди, — великодушно разрешил Храповицкий. — Только не приставай!

— Я не буду! — обрадовалась девушка. — Только можно мне что-нибудь поесть заказать? Чипсов хотя бы! Нам, кроме чипсов, тут ничего не разрешают. Говорят, и так толстые.

— Правильно говорят, — согласился жестокосердный Храповицкий.

Плохиш между тем размахивал руками, чтобы привлечь внимание рослой темнокожей девушки с мужеподобным лицом, отиравшейся возле барной стойки. Та приблизилась тяжелой походкой и устроилась рядом с Плохишом, глядя на него довольно плотоядно.

— Какая страшная! — восхитился Плохиш. — Трубочист прямо! А рожа какая злая! Ночью шугаться буду! Слышь, Вов, а они там, в Африке, случайно, людей не жрут?

Он полез к ней под юбку, но та сильно ударила его по

руке.

— Дерется-то как мужик! — продолжал Плохиш делиться с нами своими наблюдениями.

Татьяна, задетая отсутствием в Плохише патриотизма и его вниманием к столь экзотическому экземпляру, скорчила гримасу.

— Девчонки говорили, что это трансвестит, — скороговоркой наябедничала она.

— Да ну! — ахнул Плохиш, скорее заинтригованный, чем испуганный. — Хенрих, спроси-ка у нее. В натуре, ни разу не пробовал!