Сияние - Стивен Кинг

– И гнались до самого крыльца. – Он изо всех сил пыталсяговорить спокойно – ведь, если он сохранит спокойствие, ему поверят. МистеруСтэнджеру остаться спокойным не удалось. Он расплакался и не сумел остановиться,и ЛЮДИ В БЕЛЫХ ХАЛАТАХ приехали забрать его – раз ты плачешь и не можешьостановиться, значит, у тебя ШАРИКИ ЗА РОЛИКИ ЗАЕХАЛИ, а когда же ты вернешься?КТО ЗНАЕТ. Парка, стеганые штаны и облепленные снегом снегоступы Дэнни валялисьпрямо у дверей на коврике.

(Не заплачу, не дам себе плакать) Он подумал, что это ему посилам, но дрожь унять не мог. Глядя на огонь, мальчик ждал, что папа что-нибудьскажет. В темной каменной пещерке плясали высокие желтые языки пламени. Стреском взорвалась сосновая шишка, в дымоход столбом полетели искры.

– Дэнни, поди-ка сюда.

Джек обернулся. Лицо по-прежнему было мертвенным, сжавшимся.Дэнни не хотелось смотреть в это лицо.

– Джек…

– Я просто хочу, чтобы мальчик на минутку подошел ко мне.

Дэнни сполз с дивана и подошел к папе.

– Молодец. Ну-ка, что ты видишь?

Дэнни еще не дошел до окна, но уже знал, что увидит. Обычнаязона их прогулок, обозначенная путаницей следов сапог, санок, снегоступов. А заней вниз по склону, к кустам живой изгороди и детской площадке, спускалосьснежное поле, укрывающее всю территорию «Оверлука». Ровную белизну нарушаливсего две цепочки следов: одна шла прямо от крыльца к детской площадке, вторая– обратно, длинная и извилистая.

– Только мои следы, папа. Но…

– Как насчет живой изгороди, Дэнни?

Губы мальчика задрожали. Он готов был расплакаться. Что,если он не сумеет перестать?

(Не заплачу, не заплачу, нет. НЕТ)

– Все засыпало снегом, – прошептал он. – Но, папа…

– Что? Не слышу!

– Джек, это же допрос с пристрастием! Ты что, не видишь, онрасстроен, он…

– Заткнись! Ну, Дэнни?

– Они поцарапали меня, пап. Ногу…

– Должно быть, ты расцарапал ногу о наст.

Между ними очутилась бледная, рассерженная Венди.

– К чему ты пытаешься его принудить? – спросила она. – Кпризнанию в убийстве? ЧТО С ТОБОЙ ТАКОЕ?

Тут отчужденность в глазах Джека сломалась.

– Я пытаюсь помочь ему уяснить разницу между реальностью иобычной галлюцинацией, вот и все.

Он присел на корточки рядом с Дэнни, так, что их глазаоказались на одном уровне, а потом крепко обхватил сына.

– Дэнни, на самом деле ничего не было. Идет? Было что-товроде одного из тех трансов, в которые ты иногда впадаешь. Вот и все.

– Пап?

– Что, Дэн?

– Ногу я поцарапал не о наст. Там нет никакого наста. Снегпушистый-пушистый. Совсем не слипается. Даже снежки не сделаешь. Помнишь, мыхотели поиграть в снежки и не смогли?

Он ощутил, как отец весь напрягся.

– Ну, значит, о ступеньку крыльца.

Дэнни отпрянул. Он вдруг понял. Его осенило, мальчик в одномгновение догадался обо всем сразу, как иногда бывает, как было с той женщиной,которой хотелось забраться в штаны к серому человеку. Он расширившимися глазамиуставился на отца.

– Ты знаешь, что я говорю правду, – потрясенный, прошепталон.

– Дэнни, – лицо Джека напряглось.

– Ты знаешь, потому что видел…

Раскрытая ладонь Джека влепилась в лицо Дэнни со скучным,вовсе не драматичным шлепком, голова мальчика качнулась назад, на щеке клеймомвыступил красный отпечаток ладони.

Венди издала стонущий звук.

Все на миг оцепенели, потом Джек схватил сына и сказал:

– Дэнни, извини. Ладно, док?

– Ты ударил его, ублюдок! – выкрикнула Венди. – Грязныйублюдок!

Она вцепилась в другую руку Дэнни. На миг мальчик оказалсярастянутым между взрослыми.

– ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕСТАНЬТЕ МЕНЯ ТЯНУТЬ! – закричал он, и вголосе звучало такое страдание, что его отпустили. Потом пришли слезы;поскуливая, малыш упал между окном и диваном, а родители беспомощно смотрели нанего – так дети смотрят на игрушку, которую разломали в яростной драке, выясняячья она. В камине, как ручная граната, взорвалась еще одна сосновая шишка, ивсе вздрогнули.

Венди дала Дэнни детского аспирина, а Джек уложил его вкроватку, под одеяла. Мальчик не протестовал. Он мигом уснул, сунув большойпалец в рот.

– Не нравится мне это, – сказала она. – Это ухудшение.

Джек не ответил.

Венди кротко, без гнева, без улыбки взглянула на него. –Хочешь, чтоб я извинилась за то, что назвала тебя ублюдком? Ладно, извини.Прошу прощения. Все равно, бить его не надо было.

– Знаю, – пробормотал он. – Это я знаю. Что, черт возьми, наменя нашло?

– Ты обещал, что никогда больше его пальцем не тронешь.

Он с яростью взглянул на жену, но ярость тут же улеглась.Внезапно, с сожалением и ужасом, Венди поняла, каким Джек будет в старости.Раньше она ни разу не видела его таким.

(?каким?) «Потерпевшим поражение, – ответила она на свойвопрос. – У него побитый вид.»

Он сказал:

– Я всегда полагал, что умею держать свое слово.

Венди подошла и положила ладонь Джеку на руку.

– Ладно, проехали. А когда спасатель приедет проверить, какмы тут, скажем ему, что все хотим спуститься вниз. Идет?

– Идет, – сказал Джек и в этот момент (по крайней мере) имелв виду именно это. Также искренне он думал, глядя наутро после попойки взеркало на свое бледное измученное лицо: «Брошу. Завяжу раз и навсегда». Ноутро сменял день, а днем Джек чувствовал себя чуть получше. День же сменялсявечером. Как сказал кто-то из великих мыслителей двадцатого века, вечер – порагрехопадений.

Он обнаружил, что хочет, чтобы Венди спросила его насчетживой изгороди, спросила бы, что имел в виду Дэнни, когда выговорил: «Ты знаешь,потому что видел…» Сделай она так, Джек все бы ей рассказал. Все. Про кусты,про женщину в том номере. Даже про пожарный шланг, который как будто бы менялположение. Но на чем следовало остановить признания? Можно ли сказать ей, чтовыбросил магнето? Что, не сделай он этого, все они могли бы уже сейчас быть вСайдвиндере?