Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

почки африканской мартышки. Вирус тут же начал наносить повреждения культуре, и эти повреждения не были похожи на японский энцефалит. Отдельные клетки увеличивались, соединяясь в большие перепончатые пузыри со множеством ядер. Чуа позвал своего коллегу Абу-Бакара посмотреть.

– Очень необычно, – вспоминал Абу-Бакар, когда я брал у него интервью в его кабинете в Куала-Лумпуре. Я познакомился с ним на конференции, посвященной вирусу Нипах, и он согласился побеседовать со мной более детально. Пол Чуа к тому времени уже ушел из университета на должность в Министерстве здравоохранения, а место главы департамента медицинской микробиологии занял сам Абу-Бакар (молодые студенты называют его «профессор Сазали»). – Мы все пришли к выводу, что видим в клеточной культуре что-то необычное.

Следующим логичным шагом, сказал профессор Сазали, стало рассмотреть вирус в хороший электронный микроскоп. Клеточные культуры отлично демонстрируют коллективное действие вируса – повреждения клеток видны даже невооруженным глазом, – но вот для того, чтобы увидеть отдельные вирионы, нужна электронная микроскопия.

– Но, к сожалению, в то время в стране не было хороших электронных микроскопов.

Тот, что стоял в университете, был уже старым и тусклым. Малайзия – это «азиатский тигр», в стране работает много способных и хорошо образованных ученых, но вот некоторых технологических ресурсов ей все еще не хватает.

Так что глава департамента, Кен Лам, обратился к старым знакомым в США и организовал Полу Чуа командировку. Чуа сложил замороженные образцы в сумку и отправился в Америку. Проведя немало часов в дороге, он добрался до Форт-Коллинза, штат Колорадо. В местном филиале CDC, где расположен отдел трансмиссивных заболеваний, он вместе с учеными из CDC рассмотрел образцы из Сунгай-Нипаха в лучший электронный микроскоп. Вируса японского энцефалита в образцах не было. Они увидели нечто похожее на толпу парамиксовирусов с длинными нитями, напоминающих по структуре рыбий скелет. Малайзийская корь? Смертоносная свиная свинка? С этой предварительной идентификацией Чуа отправился в штаб-квартиру в CDC в Атланте, к ученым, изучавшим парамиксовирусы. Они провели анализ образцов на различные антитела и получили предварительный положительный результат на антитела к вирусу Хендра. Но затем, секвенировав часть вирусного генома, они узнали, что это совершенно новый микроб: не Хендра, просто что-то довольно сильно на него похожее. Пол Чуа с коллегами назвали его вирус Нипах, по родной деревне того 51-летнего фермера. Позже болезнь получила название «вирусный энцефалит Нипах».

69

Здесь сходятся сразу несколько историй. После того как малайзийские микробиологи узнали, что эпидемия вызвана вирусом, очень похожим на Хендру, Кен Лам позвонил другому коллеге, из Австралии. «Слушайте, у нас тут кое-что случилось», – сказал он. И это он еще очень мягко выразился. Проблема была в том, что он не знал, откуда это «кое-что» взялось и куда потом денется. Ему нужна была помощь эксперта. Экспертов по вирусу Нипах тогда еще не было, но эксперт по Хендре – это уже что-то. Через посредника просьба Лама добралась до Юма Филда, долговязого бывшего ветеринара, который открыл вирус Хендра в крыланах. Филд собрался очень быстро. Насколько он помнит, позвонили ему в четверг, а в понедельник он уже сидел в самолете до Куала-Лумпура.

Филд присоединился к международной команде, которую возглавлял один из старших ученых CDC; они собрались из Атланты и других мест, чтобы помочь малайзийским профессионалам преодолеть кризис. Первой задачей было уменьшить риск заражения у людей.

– В то время количество случаев среди людей росло, – позже рассказал мне Филд, когда мы встретились в Брисбене. – Что-то около пятидесяти новых случаев в неделю. На нас оказывали большое давление – общественное, политическое, – чтобы мы остановили передачу инфекции.

Для этого, добавил он, команде нужно было разобраться в самом вирусе и в том, как он ведет себя в свиньях.

Они начали работу с так называемых «горячих ферм», где инфекция все еще свирепствовала среди свиней, подобно пожару. «Горячую ферму» было легко определить на слух; именно Филд, как я уже писал выше, придумал название «одномильный лающий кашель». Филд и его команда хотели взять образцы у больных свиней, надеясь, что смогут получить из них тот же самый вирус, что Пол Чуа изолировал у фермера.

– Именно так и получилось, – сказал Филд. Они отправили образцы в Австралийскую лабораторию здоровья животных в Джелонге, и их коллеги изолировали точно такой же вирус, какой получил Пол Чуа. Последним доказательством совпадения стала работа команды Абу-Бакара в Куала-Лумпуре. Все это подтвердило, что свиньи являются усиливающим носителем вируса Нипах, который убивает людей. Но анализ не говорил ничего о том, где вирус Нипах может прятаться.

Правительство Малайзии тем временем объявило о массовом забое свиней, как зараженных, так и нет, на всех фермах, затронутых заболеванием. Некоторые свинофермы были брошены запаниковавшими, сбитыми с толку владельцами еще до открытия нового вируса. В некоторых областях местные жители бежали из домов; Сунгай-Нипах превратился в город-призрак. К концу эпидемии заразилось не менее 283 человек, и 109 из них умерли – смертность составила почти 40 процентов. Никто не хотел ни есть свинину, ни покупать ее, ни вообще иметь с ней дело. Свиней оставляли умирать от голода в загонах. Некоторые из них сумели вырваться на свободу и бегали по дорогам в поисках пропитания, словно одичавшие собаки. Поголовье свиней в Малайзии на тот момент составляло 2,35 миллиона, примерно половина из них жила на фермах, пораженных вирусом Нипах, так что ситуация угрожала перерасти во что-то похожее на средневековые сцены времен «Черной смерти»: стада зараженных голодных свиней, носящихся по заброшенным деревням. В сельскую местность выдвинулась целая фаланга забойщиков – военнослужащие, полицейские, ветеринары, – одетые в защитные костюмы, перчатки, маски и очки. Их задачей было застрелить, а затем похоронить или как-то иначе избавиться от более чем миллиона животных, причем быстро, чтобы вирус не распространился повсюду. Несмотря на все меры предосторожности, по крайней мере полдюжины солдат заразились.

– Легких способов убить миллион свиней не существует, – заметил по этому поводу Юм Филд.

Позже в разговоре он поправился: не миллион, а 1,1 миллиона свиней. Разница может показаться всего лишь мелкой ошибкой в округлении, сказал он мне, но если вам когда-либо приходилось убивать «всего лишь» сто тысяч свиней и избавляться от туш, закатывая их в яму бульдозерами, то вы хорошо запомните, что это значительная разница.

Филд вместе с международной группой, стараясь опередить забойщиков, побывали на фермах, которые были «горячими», но уже «охладились» – на фермах, куда инфекция пришла, а потом ушла. Взяв кровь у выживших свиней на этих фермах и проверив ее