Межвидовой барьер. Неизбежное будущее человеческих заболеваний и наше влияние на него - Дэвид Куаммен

В Малайзии случилась только одна вспышка. В Индии – одна в 2001 г. и еще одна недавно[182]. А вот в Бангладеш к 2009 г. за восемь лет их случилось восемь (и еще несколько – уже после нашего разговора). Лабораторные анализы можно проводить где угодно, но лабораторные анализы ничего не скажут нам о том, как вирус Нипах ведет себя в природе.

– Если мы действительно хотим понять, как он переходит от резервуаров в дикой природе к людям и как люди заражают друг друга, изучать мы его должны здесь, – сказал он.

Чтобы понять, как он передается от резервуара в дикой природе к человеку, требуется точка отсчета: название биологического вида, который служит этим самым резервуаром. Что логично, учитывая имеющиеся данные из Малайзии и параллельные исследования вируса Хендра в Австралии, под подозрением оказались летучие мыши, – в частности, летучие лисицы. Единственная летучая лисица, живущая в Бангладеш, – огромный крылан под названием индийская летучая лисица (Pteropus giganteus). Лаби и его команда знали из предыдущих данных, что у летучих лисиц этого вида были положительные анализы на антитела к вирусу Нипах. Но как вирус попал от летучих мышей к людям без участия свиней? Так уж вышло, что индийские летучие лисицы любят сок финиковой пальмы. Владельцы деревьев жаловались, что слышали, как по ночам летучие мыши скачут по пальмам. Команда Лаби сообщала после своей работы в Тангайле: «Владельцы считали крыланов досадной помехой, потому что они часто пьют пальмовый сок прямо из трубки или глиняных горшков. Экскременты летучих мышей часто находят на стенках глиняных горшков или даже плавающими внутри. Иногда в горшках находят даже умерших летучих мышей»[183]. Но даже это не снижает спроса на сырой пальмовый сок.

В длинный список возможных факторов риска, с которым команда Лаби приехала в Тангайл для анкетирования, питье пальмового сока добавили чуть ли не случайно. Первыми, по словам Лаби, в регион прибыли социологи-антропологи; они относились к местным жителям с большим сочувствием, старались особенно не светиться, задавали открытые вопросы – не такие конкретные и поддающиеся учету, как эпидемиологи.

– И антропологи сказали: «Все заболевшие пили сок финиковой пальмы».

Потом приехали эпидемиологи и подтвердили эту гипотезу точными данными.

– Вспышка в Тангайле стала для нас моментом прозрения, – сказал он. Как часто бывает с прозрениями, в ретроспективе все показалось очевидным: да, употребление сырого сока финиковой пальмы – отличный способ заразиться вирусом Нипах.

Он объяснил мне контекст. Западный регион Бангладеш, в котором случается большинство вспышек, можно вполне назвать «поясом Нипаха». Все потому, что это заодно еще и пояс финиковых пальм. Летучие мыши живут много где, но именно на западе Бангладеш особенно много лесных фиников, сок которых ценят местные жители. Сбор урожая начинается в середине декабря, первой холодной ночью в то время года, которое в Бангладеш считается зимой. Сборщиков называют «гачи», древолазами, от бенгальского слова «гач» – «дерево». У пальм обычно есть владельцы, которые получают половину готового товара. Гачи – небогатые, независимые трудяги, обычно – сельскохозяйственные работники, для которых это сезонный приработок. Чтобы собрать сок, гачи забирается на дерево, срезает большую полоску коры близ кроны, чтобы осталась V-образная проплешина (через которую вытекает сок), вставляет в основание этой проплешины бамбуковую трубку, а на нее вешает маленький глиняный горшок. За ночь горшок постепенно наполняется соком. Незадолго до рассвета гачи снова залезает на дерево и забирает горшок свежего сока. Иногда ему удается собрать по два литра с дерева. Добыча! Эти два литра стоят почти двадцать так (0,24 доллара), если он сможет продать их до 10 утра. Он переливает сок из горшка в большой алюминиевый сосуд, перемешивая сок, фекалии летучих мышей (если есть), их мочу (если есть) и вирус (если есть) с одного дерева с соком (и его примесями) с других деревьев. А потом отправляется торговать. Некоторые гачи довольно легкомысленно относятся к риску загрязнения. Один гачи сказал одному из коллег Лаби: «Я не вижу никакой проблемы в том, что птицы пьют сок с моих деревьев. Потому что они пьют совсем мало сока. Я получу благословение Бога, давая летучим мышам и другим животным возможность пить пальмовый сок». Он получит благословение Бога, а вот его клиент получит энцефалит Нипах. Другие гачи, впрочем, работают аккуратнее, потому что прозрачный красноватый сок продается дороже, чем пенистый, липкий, с кучей утонувших пчел, птичьими перьями и дерьмом летучих мышей.

Стив Лаби ведет свое расследование в двух очень разных направлениях: одно – практичное, для немедленного применения, другое – долгосрочное и чисто научное. С практической точки зрения он и его команда разработали недорогие методы, с помощью которых гачи могут не подпускать летучих мышей к своим глиняным горшкам. Простенький экран, сделанный из плетеных обрезков бамбука и стоящий около десяти центов, отлично преграждает летучим мышам путь к глиняному горшку. Очень простая мера – и намного более гуманная, чем, например, закон о полном запрете на сбор сока финиковых пальм. С научной стороны, как сказал мне Лаби, несколько важнейших вопросов о вирусе Нипах до сих пор остаются без ответа. Как он воспроизводится в популяции летучих мышей? Почему и когда он преодолевает межвидовой барьер? От человека к человеку он передается легко или только в особых обстоятельствах? Это совершенно новый патоген, появившийся недавно, или же он убивал бангладешцев столетиями, оставаясь незамеченным?

Эти вопросы привели нас к следующему. Как изменения в природном ландшафте Бангладеш и плотности населения страны повлияли на крыланов, на вирус, который они переносят, и на вероятность преодоления межвидового барьера? Иными словами: что изменилось в экологии вируса Нипах? Если вы хотите получить более красноречивый ответ, сказал мне Лаби, можете поговорить с Джоном Эпштейном.

73

Красноречие – это хорошо, но полевая работа – еще лучше. На следующее утро я уехал из Дакки вместе с Джоном Эпштейном, направляясь к западу, к переправе через реку, по которой можно попасть в низины на юго-западе Бангладеш.

Эпштейн – эколог ветеринарных заболеваний из Нью-Йорка. Он тогда работал в организации Wildlife Trust, в программе Consortium for Conservation Medicine (в той же, что и Алексей Хмура; позже ее переименовали в EcoHealth Alliance). Вдобавок к степени доктора ветеринарной медицины Эпштейн также окончил магистратуру по специальности «здравоохранение» и обладает большим опытом в обращении с большими азиатскими летучими мышами. Он работал с Полом Чуа в Малайзии, отлавливая летучих лисиц в прибрежных мангровых лесах, иногда – стоя при этом по грудь в морской воде. Он