Непобежденные. Герои Людиновского подполья в годы Великой Отечественной войны - Владислав Бахревский

Допрашивали Рыбкина унтер-офицер Крейцер и Митька Иванов. Приходил, сидел на допросе Айзенгут.

Володька попытался разобраться в карте, но страх мозги застил.

– Хорошо! – сдался Иванов. – Отвести ты нас можешь в отряд?

– Могу! – обрадовался Володька. – Только я в лес не ходил. Я могу тайник показать. Я Шумавцову носил приказы, а его донесения в тайник прятал.

– А кто приказы носил? Кто забирал донесения?

– Посылкин.

Крейцер предложил Иванову отправить мальчишку в камеру.

– Нет! – сказал Митька. – Во-первых, два раза не расстреливают. Беду наживешь. А во-вторых, нам полезнее отпустить этого субчика. Голову на отсечение – он выведет нас на Посылкина, Посылкин – на отряд.

Немец поморщился, но согласие дал. Володька прибежал к бабушке. Анна Павловна повела внука в церковь.

– Отец Викторин! Внучок-то мой из могилы живым вышел. Окрести ты его на новую жизнь!

– Как тебя зовут? – спросил батюшка партизана-отрока, пережившего допросы, расстрел и отпущенного немцами, скорее всего, как приманку.

– Володя! – сказал Рыбкин.

– Ты некрещеный?

– Крещеный.

Отец Викторин с удивлением посмотрел на бабушку.

– Прости старую дуру, батюшка! – заплакала Анна Павловна. – С ума схожу! Дочь расстреляли, Верочку, внучку мою, – расстреляли. А Володьку Богородица вернула. Вот я подумала: у парнишки – вторая жизнь.

Отец Викторин причастил и бабушку, и внука. Посоветовал:

– Спрячь, Анна Павловна, мальчика. За ним могут прийти.

– Я его – в бункер! – осенило бабушку.

Бункер остался от Красной армии. Командирский пункт, что ли, строили?

Дала бабушка Володьке старую шубу, картошек напекла. Три дня сидел парень в бункере. Наконец бабушка прибежала, а сказать ничего не может: язык у нее отнялся.

Пошли домой. Написала бабушка карандашом на листочке: «Два раза приходили немцы. Потом пришли партизаны за тобой».

Володька обрадовался, дождался ночи, пошел партизан искать.

Два дня бродил по лесу: никого! Вернулся.

Жил у родственников. Надоело в погребе сидеть. Убежал в лес, своих искать. Нашел. А в отряде страшно: многие сыпным тифом болеют.

Но вот что преудивительно!

Ни единый человек не обеспокоился, чего ради мальчик в лес прибежал. Ни Золотухину, ни в штабе не было известно: семья Лясоцких и семья Рыбкиных – расстреляны.

Володька – чудом спасшийся счастливец.

19 ноября две советские армии – 5-я танковая и 21-я общевойсковая – прорвали оборону 3-й румынской армии. Немцы, стоявшие за спинами румын, предприняли контрудар. Но в сражение были брошены два танковых корпуса резерва Красной армии: 1-й и 26-й. Немцы были разгромлены. 23 ноября части 26-го корпуса овладели городом Калач.

20 ноября в наступление пошли 51-я, 57-я и 64-я армии Сталинградского фронта. На четвертый день натиска 22 дивизии и 160 отдельных частей 6-й армии Паулюса и 4-й танковой армии были окружены. Кольцо с каждым днем сжималось.

Военные действия обострились и в районе Жиздры.

Нагрянула немецкая часть в Черный Поток. Жителям было приказано покинуть дома и переселиться в соседние деревни.

Лиза Зайцева с семьей учителей, уложив вещи, картошку, зарезанного поросенка, зарезанную козу, кур в сани, переехали в Заболотье.

Хозяева, где нашли приют, были рады таким постояльцам: у них мясо, у них своя картошка.

На другой день Лиза отправилась с хозяином дома в Черный Поток. Нагрузили сани картошкой, капустой, свеклой. Вернулись радостные.

На другой день снова собрались за богатствами, уже въехали на гору, возле Заболотья посмотрели в сторону Черного Потока. А вместо деревни – остовы сгоревших домов.

Мужчины сообразили:

– «Катюши» поработали.

Вернулись ни с чем. Много позже учителя, у которых жила Лиза, найдут свой дом невредимым. Дом стоял под огромными ракитами. Кроны деревьев укрыли человечье гнездо от огня.

А в отряде Золотухина больных становилось угрожающе много. Володе Рыбкину в лесу пришлось пожить всего три дня.

Золотухин и штаб отправили в Людиново Афанасия Посылкина и двух подростков: Семена Щербакова и Володю Рыбкина.

Отправляя разведчиков за докторами, ни единый особист штаба так и не спросил Рыбкина, почему он убежал из дома. А в Людинове на утренних поверках старший следователь Иванов напоминал полицаям, идущим занимать посты на дорогах, приметы спасшегося от расстрела подростка.

Посылкин и ребята без приключений дошли до Людинова. Афанасий Ильич остался в лесу ждать докторов Соболева и Евтеенко. За докторами отправились Семен и Володька.

К Людинову шли по дороге со стороны Березовки.

– Эй, ребята! Хендэ хох![20]– окликнул их полицай Фирсов и, глядя на Рыбкина, обрадовался: – А по тебе, парень, очень даже скучает мое начальство!

Когда шли через площадь, с Фирсовым поздоровался молоденький полицай:

– Привет, Петя! Где рыбку поймал?

– Места надо знать! – отшутился Фирсов.

Щербаков – голову к груди, плечом загородился. Шепнул Володьке:

– Зараза! Это Сиваков! Я с ним в разведку ходил.

У Сивакова отец, мать, сестра – в отряде, но сам он попал в плен и, спасая шкуру, пошел в полицаи.

Сиваков узнал Семена. Ничего не сказал.

– Может, пронесет? – обнадежился Рыбкин.

Ребят доставили в кабинет старшего следователя.

– Вова! Друг мой! – расцвел Митька. – Где ты пропадал? У партизан, что ли?

– У партизан, – признался Рыбкин.

– Так это то, что надо! – Тотчас расстелил карту на столе: – Ну, показывай.

– Я тебе говорил – не понимаю в картах! – насупился Рыбкин.

– Но провести теперь можешь?

– Идти уж очень далеко!

– Ну ладно! Далеко так далеко! Поглядим, что у твоего товарища припрятано.

Обыскал Щербакова.

– Смотри, какие хитрецы! – веселился Митька. – Потайной карман под коленкой.

В кармашке были спрятаны две записки. Иванов одну развернул.

Адресована Евгению Романовичу! Партизаны звали Евтеенко, врача больницы, друга Иванова, и другого врача, Льва Михайловича Соболева, – в отряд.

– Это чепуха! – весело сказал Иванов, порвал записку, клочки бросил в раковину и открыл воду.