Чешское время. Большая история маленькой страны: от святого Вацлава до Вацлава Гавела - Андрей Шарый

Самого важного (их множество) чешского рыбовода звали Йосеф Штепанек Нетолицкий, при дворе тршебоньских феодалов начала XVI века он дослужился до титула фишмистра. Нетолицкий положил начало превращению неорганизованной богемской рыбалки в упорядоченный бизнес. Под художественным управлением фишмистра в окрестных Тршебони землях было наполнено водой все это несметное множество прудов. К 1518 году их соединили в систему хитрой сетью канав, главная из которых известна как Zlatá stoka, «Золотая сточная труба». Она вытекает из речки Лужнице и в Лужнице же через полсотни километров возвращается.

Снабжение прудов на некоторых участках устроено так хитро, что вода, по велению рыбоводов, может протекать и в таком, и в сяком, то есть в противоположном, направлениях. В этой чистой прохладной среде покорно водятся и разводятся, не считая карпа, форель, угорь, толстолобик, белый амур, сазан, лещ, щука, окунь, линь, карась. В общем, когда вы целую неделю путешествуете по Южной Чехии (из Ческе-Будеёвице в Чески-Крумлов, а оттуда в Тршебонь, а из Тршебони в Индржихув-Градец, а оттуда в Писек, а из Писека в Звиков, а из Звикова в Орлик, а потом обратно в Шумаву или как-то так), то повсюду можете угощаться исключительно свежей и исключительно вкусной рыбой. Вокруг, на прудах, активно соревнуются, если у них есть лицензии и разрешения на водную охоту, рыболовы-спортсмены, для которых главный кайф — не выловить и пожарить, а поймать, сфотографировать и отпустить.

Все южночешские дороги, в Шумаву и из Шумавы, ведут через Ческе-Будеёвице. Когда-то именно сюда, для дальнейшего центральноевропейского перераспределения, привозили серебро горных рудников и соль дунайских пристаней. В конце 1820-х годов из Будвайса до Линца и Гмунда (почти 130 километров) протянули первую в Европе конную железную дорогу, с десятью станциями, 14 часов пути. Если говорить об экстраваганце, то именно в Будеёвице базируется единственный в Чехии клуб подводного хоккея. Этот город помимо анабасиса Йозефа Швейка известен производством пенного Budvar, из-за торговой марки которого чешские пивовары завели долгий спор с коллегами из американской компании Anheuser Busch, а также карандашей Koh-i-Noor Hardmuth, в моем детстве имевших у московских школьников статусный характер. «Кохинуром» (на языках хинди и урду «гора света»), напомню, зовется колониальный бриллиант в 105 каратов, самый крупный из короны британских монархов. Это популярное определение качества: в Чехии, например, до недавнего времени имелись еще и угольные шахты «Кохинур», где, пока он не закончился, добывали черный лигнит с повышенной спекающей способностью.

Главной южночешской поп-культурной фигурой остается бравый австро-венгерский солдат из романа Ярослава Гашека, иначе название вполне скромного облцентра (93 тысячи человек населения) в мировую литературу и мировую историю вряд ли пробилось бы. В Ческе-Будеёвице Швейк следовал пешим маршем из Табора, поскольку отстал от воинского эшелона, направляясь в расположение 91-го пехотного полка. В поисках утраченной части Швейк посетил 18 населенных пунктов, но оказался в итоге не там, куда шел, а в Путиме. В Путиме его арестовали жандармы, заподозрившие в одиноком пехотинце русского шпиона. Рыбы, несмотря на близость прудов, Швейку отведать не удалось. Знатоки творчества Гашека вычертили на карте солдатский маршрут, и если их расчеты точны, то рядовой нашагал 264 километра, то есть дал изрядного кругаля. В Ческе-Будеёвице Швейк все-таки попал, под конвоем, пробыл здесь 26 с половиной страниц — одну ночь в тюрьме Мариинских казарм и еще три под арестом на полковой гауптвахте, но город успел своим причудливым путешествием обессмертить.

Важного в контексте рассказа о Шумаве персонажа — бывалого пастуха, «который помнил еще рассказы своего деда о французских походах» — Швейк встретил в овчарне на полпути от Штекена до Стракониц. Новый знакомый дал такую уничижительную характеристику шумавской княжеской семье: «Наши бары — так те прямо с жиру бесятся. Старый князь Шварценберг ездил только в шарабане, а молодой князь, сопляк, все кругом своим автомобилем провонял. Погоди, господь бог ужо намажет тебе харю бензином». Под старым князем из шарабана пастух имел в виду 13-го герцога Крумловского Адольфа Йозефа, крупного хозяйственника-реформатора, страстного охотника и археолога-любителя, скончавшегося в глубокой старости вскоре после начала Первой мировой войны. А «сопляк» и автогонщик — это 24-летний в ту пору Адольф цу Шварценберг, 15-й герцог Крумловский, последний реальный владелец окрестных поместий. В 1914 году он как раз стал доктором права, а потом в составе уланского полка отправился на русский фронт. Князь Адольф действительно увлекался автомобильным спортом, к тому же прекрасно фехтовал и умел много чего еще. Охотился этот Шварценберг если не в Кении, то на склонах горы Боубин, рядом с заповедником, пока и этот край в рамках земельной реформы не перешел в собственность чехословацкого государства.

Карандашники из Ческе-Будеёвице при производстве коронного артикула — Koh-i-Noor Hardmuth 1500 (размер 75 мм, диаметр 7 мм, вес 6 г), горчичного цвета, 20 градаций мягкости и твердости, для черчения, графики, рисования — не пользуются шумавским сырьем. Подгорные запасы шумавского графита уже исчерпаны. В Чехии не растут американские кедры, подходящие для карандашей деревья с красноватой древесиной, имеющей особые механические свойства. Шварценберги в 1850-е годы успешно привили несколько кедровых саженцев на своей земле, я видел этих красавцев в замковом парке в Глубоке-над-Влтавоу. Полагаю, что, в отличие от боубинских елей, до этих кедров жуку короеду не добраться: их бережно опрыскивают и шприцуют, а вокруг расставляют отпугиватели и ловушки.

Часы на главной башне храма Пресвятого Сердца Христова на площади Короля Йиржи из Подебрад (1928–1930), Прага. Архитектор Йоже Плечник

В Жижкове, 3-м районе чешской столицы, имеется в наличии все необходимое для долгой и счастливой жизни. Даже если бы Жижков перенесли на Луну или на Марс, то, я уверен, этот район и в безвоздушном пространстве смог бы безмятежно существовать вне всякой связи с человеческой цивилизацией. До того как превратиться почти что в центр Праги, Жижков полвека оставался самостоятельным городом, четвертым или пятым по величине в чешских землях. В 1920-е годы хищной столице удалось отобрать у своих ближайших пригородов независимый статус в обмен на разные коммунальные проекты и налоговые послабления, население Большой Праги тогда разом выросло благодаря административной реформе троекратно, но на особенностях жижковского бытия это не слишком отразилось. Жижков, конечно, открылся новой чехословацкой жизни, но не растворился и не затерялся в большом городе. Здесь и теперь есть все, что только душе угодно, выезжать никуда не надо.