Кровавая любовь. История девушки, убившей семью ради мужчины вдвое старше нее - Кларк Говард
Шрифт:
Интервал:
Она жадно затянулась сигаретой.
– Да, я думала, папа снова прибегнет к насилию. И уже точно будет умнее.
Она занервничала. Я оставил в покое отца.
– Ваша подруга Нэнси знала, что вы снова встречались с ее парнем? – спросил я. Патрисия покачала головой.
– Вряд ли. После этого фиаско в мотеле мы разругались. Пару дней спустя она позвонила и реально на меня наехала. Она злилась, потому что в тот вечер Лэнни должен был быть с ней, а она оказалась в постели со старым рыбьим глазом Романом. Я сказала ей, что не понимаю, в чем дело, она так нализалась, что не поняла бы, если бы ее трахнул горбун из «Нотр-Дама». В любом случае, отвечая на ваш вопрос, думаю, знай она, что я звонила Лэнни, она подняла бы шум и из-за этого тоже.
– Вы вообще виделись или разговаривали с Нэнси после этого звонка?
– Нет. В следующий раз я подумала о ней, только узнав, что она донесла на меня за убийства.
Я делал записи ручкой Патрисии и в ее розово-фиолетовом блокноте, потому что свою ручку и блокнот мне приносить в тюрьму не разрешалось. Перед посещением я по телефону диктовал Патрисии список всего того, что ей надо принести с собой на свидание. Это избавляло меня от необходимости много чего запоминать, давало ей время подумать о том, о чем я хотел поговорить, на случай, если она пожелает наложить на что-то вето. Мы договорились, что она будет говорить только о том, о чем хочет, без малейшего давления с моей стороны. Я спрашивал, о чем хотел, она отвечала то, что хотела ответить.
До сих пор все шло нормально. Патрисия провела меня по той же самой земле, по которой она прошла с сестрой Берк, с самого раннего детства до периода сексуального насилия Гаса Латини, а потом к Фрэнку Делуке. Временами казалось, что она хотела поговорить, ее слова поднимались, как пузыри под водопадом, и она словно избавлялась от одного неприятного воспоминания за другим. Но по мере того, как мы все ближе и ближе подходили к убийствам и тому, что к ним привело, я чувствовал, что постепенно у нее пропадало желание говорить, появилась едва уловимая, но определенная сдержанность.
В какой-то момент, когда я поставил под сомнение один из ее выводов, она стала враждебной.
– Послушайте, я вас не знала, – огрызнулась она. – Я не просила вас приходить пятнадцать лет спустя и портить мне жизнь своей проклятой книгой.
– Патрисия, я не порчу вам жизнь, – сказал я. – Вы сами ее давным-давно испортили.
– Когда я начинала беседы с вами, я не хотела, чтобы дело зашло так далеко, – пожаловалась она. – Я не собиралась вам так много рассказывать. Знаете, на самом деле это дерьмо мне не нужно, вы или ваша книга мне не нужны.
– Послушайте, – спокойно сказал я ей, – вам чертовски повезло, что у вас есть я, вы просто еще этого не понимаете. Рано или поздно кто-то напишет о вас книгу. Несколько минут назад вы упомянули, что вы были в отчаянии. Вам пришлось бы по душе, если бы я был каким-то принстонским засранцем из Лиги Плюща, чье худшее отчаяние – когда на брюках молния заела? Я понимаю вас, понимаю Коломбо и понимаю Делуку. Я с тех же улиц Чикаго, что и вы, только ко мне они были куда суровее, чем к кому-либо из вас, мой старик никогда не перевозил меня в пригород, на этих улицах я оставался в течение долгого, очень долгого времени. С отчаянием я познакомился, как и вы, на собственной шкуре. Я знаю, что значит оказаться так глубоко загнанным в угол, что идешь на все, чтобы из него выбраться, снова задышать. Немногие авторы поймут такое эмоциональное состояние, большинство из них даже не попытаются: они будут смотреть на вас, как на какое-то исчадие ада, какое-то чудовище. Скажут, что вы родились злой, на чем и успокоятся. Вы хотите, чтобы окончательный приговор вам был: Патти Коломбо – вырожденка?
Ее молчание подсказывало мне, что этого она не хотела.
Такого рода противостояние неизбежно вспыхивает, когда один человек подходит к сути другого слишком близко. Со мной такое случалось прежде, с другими людьми. Но с Патрисией мне всегда удавалось его обходить и возвращаться к нашей работе, потому что мы оба знали, что эту работу необходимо сделать.
– Хорошо, – говорила Патрисия, закуривая десятую, пятнадцатую или двадцатую за свидание сигарету. – О чем вы хотите поговорить сейчас?
– Давайте еще поговорим о Лэнни Митчелле. Что случилось после того, как Лэнни предложил убить ваших родителей?
Патрисия опустила взгляд и посмотрела на столешницу, глаза у нее сузились, когда она снова обратилась к кошмарам своих воспоминаний.
36
Ноябрь 1975 года
Самым неподходящим элементом союза Патрисии Коломбо и Лэнни Митчелла, и самым ироничным, был тот факт, что это оказались первые взрослые отношения Патрисии, и, вступая в них, она была до конца честна. С Лэнни она была полностью и безоговорочно искренна, как ни с кем за последние несколько лет: ни с родителями, ни с подругами, ни с учителями, ни с коллегами, ни даже с любовником, заботу о котором провозглашала важнее жизни. Теперь, оказавшись на грани жизни и смерти, она решила, что должна властвовать правда, – и присягнула в верности убежденному, привычному и усердному лжецу, каким он впоследствии признал себя под присягой.
Для Лэнни Митчелла, когда он общался с женщиной, которую хотел соблазнить, обмануть или иным образом использовать, правды просто не существовало. Вряд ли он когда-либо сказал Патрисии хоть слово правды. Когда она спросила его, почему он «старается» для Романа, он сказал: «Ну, я был заместителем шерифа округа Кук, но меня уволили. У Романа есть связи, и я жду, когда он вернет меня на службу». Тогда Патрисия впервые осознала, что он не был действующим полицейским.
Когда она спросила, сколько обычно стоит «устранение», он сразу же назвал цифру. «Текущая цена
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!