Стою за правду и за армию! - Михаил Скобелев

– Именем Государя, именем России, спасибо, братцы, за вашу службу! – благодарил генерал, и новое сердечное, оглушительное «ура» вылетало из рядов и огласило кровавую Долину Роз…

Этим криком русские воины выражали свою преданность обожаемому монарху и постоянную готовность броситься на новые испытания по одному Его слову. Чудную и незабвенную картину эту высокоталантливый наш художник В. В. Верещагин (свидетель всего этого) воспроизвел и увековечил для потомства в своей прелестной картине «Победа».

Духовная дань была, таким образом, заплачена. Нужно было позаботиться теперь о пополнении израсходованных физических сил, об отдыхе и еде победителей, о судьбе, наконец, побежденных (в отношении которых русский человек никогда не применял знаменитой и страшной в свое время фразы: «горе побежденному!», а напротив, насколько он беспощаден в разгар боя, настолько же великодушен и гуманен к врагу безоружному, помня русскую пословицу, что «лежачего не бьют!»), о погребении тех несчастных и неизбежных жертв, дорогой ценой которых куплена эта славная победа, о призрении многочисленных раненых, которые рассеяны были по всему полю и давно уже молили о помощи… Словом, нужно было позаботиться о тех бесчисленных житейско-боевых нуждах, которые окружают сражающихся во все времена человеческих кровавых распрей.

Войска расположились бивуаком у Шейново, и закипела работа по устройству временного жилья и приготовлению пищи. Скобелев пригласил к себе на обед Весселя-пашу и некоторых турецких докторов. Мы же, штабные, разбрелись по разным местам искать приюта и пищи.

Ранее мы всегда продовольствовались у Михаила Дмитриевича, и не только мы, но и все лица, приезжавшие к Скобелеву по какому-либо делу, находили у него радушный прием и обильное угощение… Перед переходом же через Балканы Скобелев предупредил нас, чтобы каждый позаботился о собственном продовольствии, так как он не может нас кормить при столь неблагоприятной обстановке. Впрочем, я, несмотря на свою беспечность и безалаберность, никогда не был голоден, никогда не нуждался в еде. В любом полку, эскадроне, в любой батарее и сотне я всегда находил себе продовольствие, все любезно приглашали к себе и охотно делились своими скудными запасами…

До 31 декабря все мы почивали на лаврах: высыпались, наедались, починялись и приготовлялись к приезду Главнокомандующего, которого ожидали в последний день тяжелого, кровавого 1877 года[230]. Впрочем, это приготовление не составляло для нас труда, а напротив, скорее было радостно. Нам приятно было порадовать августейшего полководца, приятно было увидеть, как он разделит с нами радость и скажет свое дорогое для нас «спасибо». Мы с нетерпением поэтому ожидали Великого князя. Раненые – наши и турецкие – были подобраны и перевязаны, убитые зарыты в землю. Долина роз вновь приняла поэтический мирный вид, и незаметно было даже, что она поглотила в себя целые ручьи русской и турецкой крови.

В десять часов утра 31 декабря отряд наш выстроился перед Шейново, фронтом к Шипке. У последней деревни находились офицеры, которые должны были предупредить отряд при появлении Его Высочества.

Около двенадцати часов дня из Шипки выехала группа всадников, впереди которых ехал Великий князь. Музыка заиграла марш. Скобелев подъехал к Главнокомандующему и отрапортовал ему. Николай Николаевич подал руку Скобелеву, затем горячо обнял и поцеловал его и поздравил со шпагой, украшенной бриллиантами. Затем Его Высочество стал объезжать войска. Он останавливался возле каждого полка, снимал фуражку и сердечно благодарил воинов за молодецкую службу Государю, за славную, лихую победу…Вновь громкое русское «ура» покатилось по Долине Роз, и это родное, сердечное «спасибо» из уст высокого полководца и от лица самого Государя было особенно дорого нам, бойцам, после целого ряда этих лишений, потерь и опасностей.

Затем Главнокомандующий поехал к войскам князя Мирского, которые стояли бивуаком близ дороги из Шипки в Казанлык, а наш отряд в тот же день направился в Казанлык, до которого было только двенадцать верст, где и разместился на квартирах. Здесь, на самом берегу Тунджи, мы скромно встретили Новый год. Каждый невольно задавал себе вопросы: что-то нас ожидает в этом новом году? долго ли еще протянется эта человеческая бойня? увенчаются ли достойной наградой наши победы? и проч. и проч.

В день Нового года отряд быстро двинулся далее. Надо было торопиться и возможно скорее достигнуть Адрианополя – турецкой Москвы…[231]

Западный отряд нашей армии двинулся, как известно, под предводительством Гурко после падения Плевны на юг, перешел Балканы с неимоверными трудами и страшными жертвами[232] у Араб-Конака, имел несколько блестящих дел на вершинах гор и у подножия их, завладел столицей Болгарии – Софией, разбил на всех пунктах турецкую армию и форсированным маршем двигался теперь на восток – на соединение с нами, по направлению на Филиппополь и Адрианополь.

Остатки этой растерзанной турецкой армии, под предводительством Сулеймана (нашего знакомого по Эски-Загре), поспешно отступали на восток, и мы боялись, что они предупредят нас в Адрианополе. Овладеть этим пунктом для нас было чрезвычайно важно: помимо его административного, политического и экономического значения он был, как нам доносили болгары, укреплен чрезвычайно солидно, и при занятии этих фортификационных построек приличными силами мы могли наткнуться на новую Плевну…

Из Казанлыка мы двинулись сначала к востоку, вдоль левого берега реки Тунджи, а затем, перейдя ее, свернули на юг, перевалили через Малые Балканы и достигли Эски-Загры. Знакомый путь, знакомые, печальные места! Каждый куст был здесь мне памятен, каждая горка наводила на то или другое воспоминание! А вот и Эски-Загры! Боже, как сильно забилось у меня сердце при виде этих жалких развалин, этого пепелища когда-то славного, цветущего города. Живо припомнилась мне сердечная встреча и умиление жителей при виде своих – болгарских войск; счастливые дни здесь в обществе хорошенькой, стыдливой Пембы; мое участие в набеге на берег реки Марицы и разрушение железной дороги у станции Каяджик; радостное возвращение в Эски-Загру, в объятия очаровательной Пембы – все это быстро пронеслось в моей голове!

Но светлые мысли сменились тяжелыми, мрачными: вот грозные слухи о движении армии Сулеймана-паши; вот зловещие выстрелы в виноградниках, к югу от города; вот, наконец, наступление этих грозных туч, этой страшной массы турецкой армии. Ужасный неравный бой!.. «Бойцы умирали, но не сдавались!» – смело мог бы повторить Гурко знаменитую наполеоновскую фразу. Бедные юные болгарские воины! Сколько вас легло здесь, на окраине родного вам города, защищая его своею грудью бок о бок со старшими северными братьями, которые так бескорыстно пришли сюда для освобождения вас от векового рабства! Глубоко вздохнул каждый из нас, помянув этих честных бойцов, и набожно перекрестил свой лоб, пожелав им спокойной жизни там – в неведомом нам мире!