Над Самарой звонят колокола - Владимир Буртовой

Матушка Феодосия Куприяновна всплеснула ладошками.

– Да вы, отец диакон, уж не в солдаты ли надумали поступить? К чему вам этот хламный плащ и солдатская киса?

– А что вы, матушка протопопица! Какой из меня воитель? В моих ли летах да с ружьишком по степям бегать? Иной раз мышь валенком шугануть и то леность одолевает. А вещи сии нашел я на улице насупротив своего двора.

Диакон Степан вывалил из кисы на стол сумку с запасными патронами, два калача, краюшку хлеба, рубаху и порты, суконные поношенные штаны.

– Каким же образом вещи сии выказались на улице? – Протопоп Андрей был крайне удивлен – знал, что по смутному времени суровый комендант Балахонцев строго взыскивал солдат и казаков за пьянство.

– А вы что, батюшка протопоп, што ли не знаете о чудесах ночных? – Теперь диакон Степан, выпучив зеленые глаза, удивленно и до глупости открыто уставился на вдруг заробевшего протопопа.

– Да что ж такое стряслось, батюшка? – воскликнул протопоп, теряясь в догадках. – Я всенощную стоял, а из церкви сразу к дому поспешил позавтракать…

Диакон Степан, захлебываясь от спешки, зачастил, торопясь разом выложить протопопу Андрею все новости.

– А вить комендант-то наш, аника-воин Балахонцев, со своею командою аки в воду канул! Должно, из города бежал! Сказывают, будто звал с собой и отставных казаков. А они, казаки-то, сказывают, дескать, не хотя лишитися домов своих, с ним не пошли, а воротились в город. А за комендантом, слышно, и все лутчие люди, оставя домы свои, выехали… А пушки брошены без караула. А от злодейской толпы уже в город приехали казаки, а протчие около города караулят нас… А теперь, как я бежал мимо питейного дома, так тамо превеликая суматоха всюду и двери опечатывают. Вот каковы новости…

Протопоп Андрей перекрестился, забыв повернуться лицом к иконостасу. Матушка Феодосия Куприяновна всплеснула ладошками и побежала на спальную половину выть со страху.

– Господь всемогущий, что ж теперь с нами будет? – закручинился протопоп Андрей. – Не много радости принес ты мне, диакон Степан, нет причин звонить во все колокола…

– А уж это воистину так, отец протопоп, до колоколов ли нам теперь? Не пришлось бы, прости господи, петь друг по дружке заупокойные… А еще сказывают люди, что за самое малое в словах противление злодеям вешают священников на воротах, будто злых разбойников, за руку схваченных на месте злодеяния…

– Надо ж такому лихолетию настать! – едва не в слезах воскликнул протопоп Андрей. – Жили в прежние времена смирно, тишь, да гладь, да божья благодать пребывали с нами. Теперь в самое что ни на есть адово пекло угодили!.. Беги, отец диакон, плащ и кису с прибором отдай в магистрат. За священниками для собрания я тотчас пошлю пономаря Ивана.

Диакон Степан сгреб со стола вещи, впихнул в кису и убежал, а отец протопоп отослал пономаря и, поджидая собратьев, молча, словно оглушенный, сел на лавку под образами, не слыша доносившегося из спальни завывания растревоженной протопопицы.

Через малое время к протопопу, всполошенные и напуганные, собрались священники: от Троицкого собора Федор Аникитин, от Вознесенской церкви диакон Степан Яковлев привел тучного и узкоглазого священника Алексея Михайлова, от Николаевской церкви прибежал запыхавшись священник Василий Михайлов, от Преображенской церкви пришел злой и желчный, словно невыспавшийся, священник Максим Иванов. Последним, обирая сосульки с черных длинных усов, притопал плечистый и статный поп Данила Прокофьев, осмотрел собравшихся священников, недобро хмыкнул в мокрые усы:

– Эко нас всех напугало до смерти! Сбились кучно, будто волчья стая перед набегом на овечье стадо с пастухами да с собаками… Ай драки испугались, святые отцы? Забыли молодость, кулачные потасовки, а?

– Тебе бы только с Буяном Ивановичем супротив питейного дома на кулаках метелиться, вот и вся твоя святость… – не сдержался и съязвил Максим Иванов. – А ныне нас всех в такие кулаки возьмут, что счет не на выбитые зубы пойдет, а на отлетевшие головушки.

– Ой-ой, страхи какие… – засмеялся было священник Данила, но протопоп Андрей трясущимися руками замахал на него, стараясь остановить не к часу веселого попа:

– Должно, не знаешь ты, отец Данила, что известил меня диакон Степан о нашествии на город воровской команды…

Священники разом зашумели, перебивая друг друга:

– Эка, удивил, отец протопоп!

– То уже любому мальцу в городе ведомо!

Данила Прокофьев в коротком для его роста подряснике, потрясая рыжеволосыми руками, перекричал всех басовитым голосом:

– Да ведомо ли вам, протопоп Андрей, что здешнего барабанщика Ивашки Жилкина родитель, отставной солдат, уже приехал в город с казацкою командою и у живущего в моем доме питейного поверенного, у целовальника Федора, деньги все отобрали и выход, где вино, а тако ж и соляные анбары запечатали и своих казаков в караул поставили заместо магистратских нарядов.

– Ахти нам, отцы святые! – Тучный Василий Михайлов всплеснул ладонями. Голос его дрожал от нескрываемого ужаса. – Сыпьте голову пеплом и ждите божьего суда!

– Вот так выкинул над нами штуку басурманский сын комендант Балахонцев! – подал реплику злоязыкий и всегда недовольный начальством Максим Иванов. – Вона как спешно ретировался, а ведь просил нас в проповедях звать мирян к противлению набеглому вору Емельке Пугачеву… Вот мы и взывали, а теперь и нас те воры призовут к ответу. Комендант сбежал, а нам за мирян ответ держать перед Господом Богом и матушкой государыней да перед Святейшим синодом. Охо-хо!

– Присоветуйте, отцы, что делать теперь? – Отец протопоп пытался вставить хоть слово в общий гомон. На его мольбу откликнулся все тот же желчный Максим Иванов. Сказал не без ехидства:

– Ты, отец Андрей, пастырь наш и мирян города. По твоему слову и будем творить – иль умрем все, ворам воспротивившись, иль воспоем набеглому казаку «Многая лета-а»!

Протопоп Андрей, не отдавая себе отчета, в смятении духа схватился за голову, пробормотал, забывшись, что в своем доме он не один на один со Всевышним:

– Господи, за что мне сии муки? Ведь не бранил Тебя, Господи, не сетовал на судьбинушку. Как ни бедно жил со своими прихожанами, а не роптал…

– Воистину так, отец протопоп, не велик наш достаток. Но ежели станем супротивничать злодеям, последнего лишимся, – вновь захныкал Алексей Михайлов, сотрясаясь тучным чревом от нервного потрясения. – Поберут пожитки и харчишки, в зиму припасенные, и будем мы, святые отцы, питаться, аки Иоанн Креститель, одними акридами[16], токмо без меду…

Отец Максим и тут не удержался съязвить по адресу попа Михайлова:

– Как не восчувствовать нам отцу Алексею! Теперь вон у него как за ушами трещит от чрезмерного чревоугодия! А изымут набеглые воры брашно, так отощает в одночасье подобно церковной крысе…