Без обратного адреса - Сантьяго Пахарес

– Да.

– Тогда это тебе. – И протянул пакет.

Давид не мог пошевелиться. Джерай положил пакет на стол и улыбнулся облегченно: задание выполнено. Когда он начал вставать из-за стола, Давид наконец опомнился и вцепился в его рукав.

– Подожди! – крикнул он. – От кого?

– Это теперь твое. Алисия мне велела передать тебе.

– Когда?

– Три года назад. Дала мне конверт и сказала: передай тому, кто после моей смерти приедет в Бредагос и станет искать Томаса Мауда. Четыре дня назад она сказала, что это ты и есть. Кто ищет Мауда. Вот. Она умерла, ты ищешь Мауда. Пакет твой. Все правильно? Я все правильно сделал?

– Да. Ты сделал очень-очень правильно.

Джерай улыбнулся. Давид впервые видел, как он улыбается. Джерай отцепил от своего рукава пальцы Давида, схватившие его мертвой хваткой, и спокойно двинулся к выходу. Давид окликнул его.

– Что? – обернулся Джерай.

– Она действительно разговаривала с тобой?

– Да. Мы дружили.

Давид глядел на пакет, на котором было написано: «Издателю». В пакете оказалась тяжелая книга в кожаном переплете под названием «Поиск», зачитанная до такой степени, что переплет треснул, а обложка не держала форму. На книге лежал конверт с той же надписью, что и на пакете. Представитель издателя послушно вскрыл конверт и вынул исписанные четвертинки стандартного бумажного листа.

«Уважаемый сеньор Коан!

Если вы читаете это письмо, значит, мои советы не искать автора рукописей не были приняты во внимание. Я не виню вас, и пусть в дальнейшем это вас не беспокоит. Наоборот, я благодарна издательству за то, что до сих пор оно следовало моим указаниям. Теперь, когда меня нет в живых и поговорить лично у нас нет возможности, я посылаю вам свои письменные объяснения. Полагаю, вы уже выяснили, кто такой Томас Мауд. Остались детали.

Моему мужу, Эстебану, всегда очень нравилось писать. Он наслаждался самим процессом работы за пишущей машинкой, тем, как четкие буквы отражают его мысль. Его пленял даже запах ленты и копирки. Это было совершенно бескорыстное занятие. Я же любила его самого: бескорыстно, безотносительно его пристрастий. Если бы он не написал в жизни ни одного слова на бумаге, я любила бы его так же. Но не писать он не мог.

В тот вечер, когда мне исполнялся пятьдесят один год, Эстебан сделал мне самый чудесный подарок, о котором только можно мечтать. В пакете из оберточной бумаги он протянул мне первый том его саги под названием «Поиск». Сказал, что это единственный экземпляр на свете и он мой.

Не могу передать, что я чувствовала, когда его читала. Скажу только, что по прочтении я встала перед трудным выбором: остаться единственной обладательницей того, что подарил мне муж, или поделиться чудом с остальным миром.

Эстебан писал просто для удовольствия, как просто для удовольствия всю жизнь читал. Если бы он вдруг стал модным автором, его удовольствие исчезло бы, превратившись в обязанность – более того, в профессию. Знать, что каждое его слово будут читать и анализировать тысячи, миллионы незнакомых людей, означало для него такое моральное давление, под которым погибли бы не только его чистое наслаждение письмом, но и вообще творческая способность и воображение. Договоры, сроки – в общем, насилие убило бы в нем радость от писательства. А радость эта у него была, и была она великой и чистой, могу вас заверить. Успех в социуме приносит много разных перемен в жизни, в том числе резко нежелательных. Мы уже были счастливы и в ином счастье не нуждались.

Вот почему я сделала то, о чем никогда не говорила Эстебану.

Видите ли, быть единственной читательницей такой книги ужасно эгоистично, а послать прямо в издательство без предосторожностей – рискованно. Поэтому я приняла решение: заменила название книги на «Шаг винта», придумала псевдоним «Томас Мауд» и послала в мадридское издательство почтой особым образом, о каком вы теперь все знаете, раз читаете мое письмо.

Это издательство было выбрано из-за романа «Пора жасминов» Хосе Мануэля Элиса, который Эстебан прочитал и рекомендовал мне. Прекрасное произведение, вышло без всякой рекламы, у нас был экземпляр. Потом ее переиздали в «Аранде», и она обрела заслуженный успех. Когда я думала о том, куда послать рукопись, «Наутилус» показался мне лучшим выбором из всех. Я оказалась права. Все эти годы издательство следовало моим предостережениям, и пусть оно примет мою искреннюю благодарность за это.

Но случилось неожиданное: успех книги оказался слишком большим, просто невообразимым. Я сказала Эстебану, что получила от дальних родственников по линии отца кое-какое наследство и теперь, вместе с нашими заработками, у нас есть достаточно, чтобы жить более вольготно. Так и было вплоть до этого времени.

Эстебан всегда умел удивить меня, всю жизнь. Через два года после выхода книги он удивил меня особенно сильно. В день рождения, на пятьдесят три года, он подарил мне второй том. Теперь уже не было другого выхода, как снова послать его в то же издательство тем же путем и с теми же предосторожностями.

Второй том тоже имел успех.

Каждые два года с тех пор Эстебан дарил мне на день рождения продолжение саги. Когда я поняла, что для меня настала пора беспомощности и я не смогу вовремя отправить очередной том, я поручила его Джераю, молодому человеку из нашего села. Он очень-очень необычный. Муж всегда давал ему читать свои рукописи. Джерай должен был отправить почтой то, что Эстебан напишет. Многие местные читатели считают, что Джерай не способен на осмысленные действия, он умственно отсталый; они ошибаются. Я не сомневаюсь ни в его чистом сердце, ни в специфическом умственном отставании. И еще я совершенно уверена, что он точно выполнит мои указания.

Таким образом, мой муж, автор саги «Шаг винта», не знает о том, что он Томас Мауд. Я понимаю, что не имела права решать за другого человека такие важные вопросы – но что оставалось делать, если под угрозой было наше счастье? До сих пор не уверена, что мое решение было правильным. Наверное, кто-нибудь на моем месте лучше решил бы эту трудную задачу – совместить нашу идиллию и писательский успех. Я не смогла. Хотя не одну и не две ночи провела в тяжких размышлениях.

В любом случае вы, приняв мои условия, позволили нам с мужем еще много лет вести счастливую жизнь в Бредагосе. Отчего я и думаю, что в конечном счете была не так уж не права в своих решениях. И сейчас, из глубин моей наступающей неподвижности, благословляю каждый час, проведенный нами вместе. Я уверена, что большие деньги, роскошь и светская жизнь преуспевающего писателя не дали бы нам большего. За эти годы Эстебан научил меня, что истинное счастье заразительно: чем счастливее был он, тем счастливее становились мы, его близкие.

Очень прошу не сообщать Эстебану содержание письма. Сможет ли он меня простить? Боюсь, это исказит его воспоминания обо мне и ему будет трудно с этим жить.