Неучтённый фактор - Олег Георгиевич Маркеев

«Как там сказал Администратор? «Я ухожу, как Первосвященник, который стал свидетелем разрушения Храма». Так, кажется. Неужели история никому не учит? Неужели мы обречены раз за разом сдавать ей невыученный урок? — Он покатал под языком слюну, пропитанную лекарственной горечью, с трудом сглотнул. — Мне мы все напоминаем путника, обнаружившего в пустыне собственные следы. А сил ползти дальше просто нет».

Он закрыл глаза. Надо было отмотать плёнку памяти назад, найти тот момент, когда произошёл системный сбой, и ошибка стала порождать череду ошибок, вязать их гордиевым узлом, удавкой набрасывать на шею…

Он ещё застал сталинских зубров Контроля. Могучих людей, могучей судьбы. Загубившие не одну тысячу жизней и положившие на алтарь великой страны собственную, они ведали истинную цену всему: человеку, времени, стране. Благодаря им, Салин умел быть благодарным и презирал людей, лишённых этого чувства, он стал другим. Врождённый иезуитский ум стал ещё более острым и изощрённым. Но самое странное, если не страшное, только, перевалив за пятидесятилетний рубеж, войдя в возраст зубра, приняв от них дела и эстафету Контроля, он понял по-настоящему… нет ещё не понял, не постиг, а лишь ощутил свою страну.

Она представилась ему огромной, трепещущей от бродящих в её толщи волн энергии, бесформенной массой, распластавшейся в низинах между великими горами и берегами океанов. Она была так огромна, что человеческим умом не постигнуть, то ли это тело исполинского зверя, то ли сама жизнь, спрессованная в студенистую клокочущую массу. Она жила, дышала, заходилась судорогой, пила соки принявшей её земли и бросала в чёрное в высверках звёзд небо протуберанцы ослепительного бело-золотого цвета.

На её багрово-коричневой поверхности, подёрнутой тонкой мертвенно-белой плёнкой, дрожала в такт её дыханию полуразрушенная пирамида.

Он вдруг увидел себя почти на самой вершине, отчаянно цепляющегося за крошащиеся камни, среди таких же, как и он, правящих и руководящих, «ответственных сотрудников» и «компетентных инстанций». А аморфная биомасса готова была поглотить рассыпающуюся пирамиду, как и все предыдущие и последующие.

Знание пришло во сне. В жуткой в своей противоестественной реальности сне. С трудом оторвав голову от подушки, всё ещё в липкой тине сна, встал с постели. Распахнул окно, впустил в комнату студёный валдайский ветер. Глотал жидкий лёд воздуха. Протрезвления не наступало. Завораживающий образ бурящей массы, раскачивающей и разъедающей пирамиду, накрепко засел в голове. Он понял, навсегда.

А утром позвонил Решетников. Надо было срочно возвращаться в Москву. Умер Брежнев. Началось…

По служебным обязанностям он вместе со всеми пытался спасти то, что, как он понимал, было обречённо, скрепя сердце играл, крутил операции, меньше всех веря в их успех.

Весь секрет был в том, что эта масса не способна была порождать пирамиды. Их жёсткая иерархия и законченность были чужды её аморфной природе. Правители всегда привносили её извне, очарованные порядком и благолепием заморских стран. Но не они, а сама масса решала, обволочь ли её животворной слизью, напитать до вершины живительными соками, или отторгнуть, позволив жить самой по себе, чтобы нежданно-негаданно развалить одним мощным толчком клокочущей энергией утробы. По его убеждению, все проекты, рекламируемые многочисленной крикливой братией реформаторов были обречены. Вопрос лишь времени и долготерпения массы.

Он знал, пирамида рухнет, из её останков не раз попытаются с грехом пополам соорудить новую. Так было всегда. И эту тенденцию не сломить, если только не перестрелять безумных архитекторов и полупьяных каменщиков. А на это никто идти не хотел.

Новый Генсек, чью кандидатуру одобрила сам Маргарет Тэчер, а Громыко согласовал с кем-то в Вашингтоне, затеял перестройку пирамиды. А людская масса под ней уже забурлила, как перезревшая квашня. В кругах элиты режима стихийно возник нездоровый интерес к массажисткам-экстрасенсам, ясновидящим, толкователям карт Таро, тантра, агни и просто йогам, астрологам и уфологам. Мода хлынула на нижние этажи, как вода из прохудившегося унитаза. На газетных полосах, в радио и телеэфире вдруг замелькали «масоны», «тайные ордена», «Бильдельбергский клуб», «Бнай Брит». Появились толкователи эзотерической символики сталинских высоток и государственной атрибутики СССР. Салин хохотал до слёз, когда родной ЦК выступил учредителем шизофренической газетёнки с претенциозным названием «Голос Вселенной». А что оставалось делать? Только смеяться, сам же и разбудил эту волну!

Пока Генсек с проамериканской кличкой «Горби» гробил пирамиду власти и будоражил ложной вольностью толпу, в чрезвычайно узком кругу было принято решение работать на перспективу. Никакой чрезвычайщиной пирамиду СССР уже было не спасти. Попытаться стоило, но лишь как способом уйти в тень, громко хлопнув дверью. Самым разумным посчитали набраться терпения и, не спеша и не оглядываясь на суетящихся у оказавшегося без присмотра корыта власти, закладывать фундамент новой пирамиды.

И тут под различными личинами, под различными предлогами через границы хлынули, как гастарбайтеры на стройку, иноземные «вольные каменщики», «мастера» и «магистры». Каждый со своим проектом пирамиды, своим уставом и сметой работ. Почувствовав сладостный запах зелёных банкнот, многие из отечественных строителей бросились записываться в разнорабочие, подмастерья и прорабы грядущей стройки века. Партбилеты пока не сдавали. Наоборот, хлынули в парткомы, записываться в «горбачёвский партнабор».

Система Контроля трещала по швам. Но это только казалось. Просто временно ослабили удела. Ждали подхода настоящих, готовя и перепроверяя условия предстоящего агремана.

И тогда, так же, во сне-полубреде, Салина посетила догадка: а вдруг в слепоте полной власти и тотального контроля они просмотрели настоящих, но своих.

Стоило только допустить, что масса только с высоты пирамиды кажется киселём, что внутри она таит жёсткую кристаллическую решётку, что из неё она куёт стержни, прошивающие очередную привнесённую из-за рубежа пирамиду власти, и что только эти стрежни даруют пирамиде устойчивость и целостность, стоит изъять их, и уже ничто не спасёт государственную пирамиду от краха.

Смутная догадка стала основой широкомасштабной операции. Тогда-то он благословил проклятущее карьерное ремесло. Разве смог бы он, уподобившись оставленным за спиной чистоплюям, погоревшим выскочкам и сломавшимся слюнявым идеалистам, мечтать получить в свои руки такое дело и такой аппарат. Сотни вышколенных сотрудников была в его полном распоряжении. Несколько звонков, пару инструктивных бесед с нужными людьми — и завертелось колесо розыска.

Тогда ещё можно было работать. Пятое Управление КГБ ещё исправно ловило мышей. И партвзносы платились исправно. А в головах оперов ещё не поселилось «новое мышление».

Те, кому полагалось прочесали читательские абонементы в основных библиотеках двух столиц и вычислили по нужным книгам