Альтернативная линия времени - Аннали Ньюиц

–Не понимаю. Предполагалось, что изменение будет небольшим. Мы осуществили масштабное редактирование в вопросе о равноправии женщин и легализации абортов, и никому от этого не стало плохо. Разве это не должно было в корне изменить жизнь всех нас?

–Что такое аборт?– Хугайр взглянула на Софу за разъяснением.

–Прерывание беременности.

–Понятно. Вы изменили законы, составленные мужчинами. Изменили ли вы при этом жизнь хотя бы одной женщины?

–Пожалуй… Я изменила жизнь Бет.

–Наверное, мы также изменили жизнь Китти,– почесала голову Анита.

–Изменилась ли жизнь этих женщин исключительно вследствие того, что вы сделали с законами мужчин?

–Они лишь двое из миллионов женщин, чья жизнь переменилась. Право на регулирование рождаемости предоставляет нам возможность выбора, дает свободу, позволяет двигаться новыми путями… Это очень глубокий пересмотр истории…– Я осеклась, поймав на себе хмурый взгляд Хугайр, которым она обычно удостаивала только своих учениц.

–Задумайся, почему ты воспринимаешь значительную перемену не так остро, как маленькую?

Я подумала обо всех тех, кто взялся за руки, выражая протест Комстоку на Всемирной выставке, о танцовщицах из «Шеррис», о стратегической мудрости Сола, о представителях «Четырех сотен» на тронах судей.

–Это было коллективное действие. Многие из нас трудились над изменением законов, и последствия наших действий получили широкое распространение. Я думаю, каждый из нас в какой-то степени их почувствовал. Но что касается Бет… Я изменила мелочь, но только для одной себя.

–Когда мы говорим о маленьких изменениях, это вовсе не означает, что они незначительные.

Я отпила большой глоток пива, чтобы справиться с застрявшим в горле комком.

–В таком случае, полагаю, мне лучше остаться здесь.– Это откровение наполнило меня сладостной горечью. Мне будет не хватать двадцать первого века, однако здесь я чувствовала себя дома, чего не могла в полной мере объяснить.

–У меня здесь уютные покои,– тронула меня за плечо Софа, и мое сердце пропустило удар.– Если хочешь, можешь пожить какое-то время со мной.

–Ты можешь стать нашей следующей жертвой.– Хугайр произнесла это как нечто решенное. Достав свиток, она развернула его на коленях.– Давайте-ка придумаем, какую работу ты сможешь выполнять в качестве «не ведающей времени». Как ты смотришь на то, чтобы стать… Писцом? Садовником? Зодчим? Убийцей?

–Подожди, что ты сказала? У вас есть профессиональные убийцы?

Хугайр озабоченно протянула Софе свиток с текстом на набатейском.

–Я правильно перевела?

Прищурившись, Софа взглянула на свиток и покачала головой.

–Наверное, лучше было бы сказать «воин» или «защитник». Хотя лично мне больше нравится «убийца».

Я до сих пор чувствовала в руках тяжесть меча Эллиота. Я точно знала, как вонзить лезвие ему в спину. Быть может, это причина, по которой мое место в первом веке до нашей эры. В набатейском языке было слово для обозначения того, что получалось у меня лучше всего. В этом ремесле оптимально сочетались мои способности ученого и убийцы.

–Пожалуй, последнее.

–Замечательно!– улыбнулась Хугайр.– Нам очень нужен убийца. Что ж, давай назначим дату жертвоприношения.

Как вы, возможно, заметили, эта книга является альтернативной историей. Однако многие люди и события в ней списаны с того, что существовало в нашей линии времени. Ниже приводится всеобъемлющий перечень фактов и источников для всех тех, кто пожелает выяснить, как глубоко уходит «червоточина».

Ордовикский период, свидетель величайшей диверсификации жизни на нашей планете, действительно завершился катастрофой, уничтожившей свыше семидесяти пяти процентов видов живых существ на Земле. Два оледенения обрушились на планету друг за другом (хотя бы по геологическим меркам), превратив многообразие прибрежных экосистем в ледяную пустыню. Никто точно не может сказать, отчего это произошло, но физик Адриан Мелотт и его коллеги считают, что виной всему была резкая вспышка гамма-излучения (https://www.nature.com/2003/030922/full/news030922–7.html).

До того как Соединенные Штаты установили контроль над Калифорнией, эта территория являлась частью провинции Калифорния, которая делилась на Верхнюю Калифорнию (на севере) иНижнюю Калифорнию (на юге). Сначала эта провинция принадлежала Испании, затем Мексике. После окончания Американо-мексиканской войны в1848году Верхняя Калифорния отошла кСоединенным Штатам и в1850году вошла в их состав в качестве штата Калифорния. Нижняя Калифорния осталась во владениях Мексики.

Флин-Флон – реальный город на границе канадских провинций Манитоба иСаскачеван. После того как в тех местах были обнаружены залежи медной руды, один старатель назвал возникший поселок в честь персонажа дешевого научно-фантастического романа Дж.И. Престона Маддока «Город без солнца», который читал в тот момент.

Гарриэт Табмен – герой Гражданской войны, одна из руководителей «подземной железной дороги»[74], активистка и беглая рабыня, которая практически наверняка была бы избрана вСенат, если бы женщины получили право голоса одновременно с освобожденными рабами. Но в нашей линии времени ей пришлось упрашивать правительство о назначении такой же пенсии, какая была положена мужчинам – участникам Гражданской войны. После окончания Гражданской войны Табмен перебралась вНью-Йорк, где основала один из первых в стране домов ухода за пожилыми неграми. Узнать больше о жизни этой выдающейся женщины можно из биографии «Гарриэт Табмен: дорога к свободе», написанной историком Кэтрин Клинтон.

Движения за отмену рабства и за избирательное право женщин, связанные между собой до Гражданской войны, разделились, когда женщины не получили права голоса одновременно с освобожденными мужчинами. Во время Реконструкции[75] возникла объединившая белых националистов Демократическая партия как альтернатива Республиканской партии сторонников Линкольна, выступавшей за отмену рабства. Республиканцы сознательно выдвигали на Юге черных кандидатов, чтобы получить голоса недавно освобожденных рабов. Постепенно Юг стал вотчиной демократов и оставался таковой до середины двадцатого столетия. Более подробно о становлении Демократической партии можно прочитать в книге Брюса Бартлетта «Крутой поворот: погребенное прошлое Демократической партии».