Дикарь - Екатерина Лесина

ухом щелкнул невидимый хлыст. Упредительно так. Поторапливая.

И знакомый голос произнес с насмешечкою:

— Что? Разленился? Сдохнешь, стало быть. Сам виноват.

Виноват.

Миха нырнул, уходя от удара, и следом раздался разочарованный вой ожившего покойника. Хрен тебе, а не мягкого Михиного мяса.

— Не дотянешься?

Покойник повернулся спиной.

— Эй, ты… — Миха поднял камень и швырнул в спину, но тот с хлюпаньем увяз, а драгра словно разом позабыл о Михином существовании. Он шел, переваливаясь с боку на бок, вздыхая и что-то бормоча, неразборчивое, жалобное.

Твою ж.

До сарая пару шагов.

Дверь закрыта.

Спешить.

Лук.

Вот, на земле. А дальше-то что?

— Ты умеешь? — рявнул Миха, выдернув из небытия ту, другую, свою часть. И получил отклик. Умеет. Хороший охотник должен уметь луком пользоваться.

Слава те… кто бы ты ни был, добрый здешний бог.

Стрелы.

Которые?

Миха перебирал пальцами и, когда почувствовал отклик, то ли силы, то ли еще чего-то, выдернул. И отступил, позволяя Дикарю самому работать.

Раз. Стрела ложится на лук. Гладкий. Хороший. Дорогой.

Лук сделать непросто. И Дикарь радуется этой замечательной вещи, которую надо будет забрать. По праву.

— Заберем.

Драгра добрался до двери и, протянув руку, коснулась её. Зашипело, плавясь, дерево. Мать твою, ходячее химическое оружие.

Дерево поддавалось.

Животные внутри бесились. Овцы уже не блеяли — визжали, и тонкий голос свиньи вторил им. Тотчас, словно очнувшись от наведенного сна, ожили, взвыли все окрестные собаки.

Мертвецу плевать.

Он выламывал дверь. Деловито и сосредоточенно.

— Давай, — Миха вдруг понял, что время уходит. — Давай же.

Дикарь не спешил. Он несколько раз натягивал и отпускал тетиву, прислушиваясь и к ней, и к оружию. Стрела одна. И выковыривать её из стены сарая времени не будет.

Плечи лука потянулись друг к другу.

И плотная струна тетивы врезалась в пальцы. Легла стрела, которой Дикарь аккуратно расправил оперение. Щелчок. И тетива хлопнула по неловким пальцам. Но стрела сорвалась в полет.

И вошла ровно в спину покойника.

Тот замер.

Неужели не вышло? Если так, то… то что делать-то? Умирать героически? Миха не для того выжить пытался, чтоб теперь героически помереть. Он зарычал.

И рыком на рык отозвался драгра. Рука его взметнулась, изогнулась неестественно, пальцы заскребли по желеобразной плоти, пытаясь добраться до древка. А по телу словно судорога пробежала.

Вот так тебе, тварь.

Мертвец, будто сообразив, что достать стрелу не выйдет, вернулся к двери. Может, он и помирал, но не так, чтобы быстро. До пацаненка доберется.

От двери летели куски.

Бесновались животные.

Выл покойник. И собаки тоже. Дурдом. Миха ради интереса запулил в спину еще пару стрел, но те вываливались и шипели. А та единственная, засевшая, держалась. Вокруг нее медленно расползалось темное пятно.

Слишком медленно.

Раздался пронзительный визг, переходящий в рев, и из-за двери, опрокидывая мертвеца на землю, выскочила свинья. Как свинья. Свиноматка. Огромная. Матерая. Покрытая складками плоти. Она, ошалев от ужаса, протянула драгра по земле. А потом, движимая древним инстинктом, вцепилась в него зубами. Взвыла от боли. Тело ее шипело и покрывалось черными пятнами, но разъяренная свинья не останавливалась. Ее короткие ноги вязли в кисельной плоти, а полусгнившая морда вцепилась в руку. Свинья мотала головой. И… и Михе даже показалось, что вот сейчас.

Уже.

Что вот-вот все закончится.

Но резкое движение. И запах крови, которая пролилась на драгра. Свинья оседает кучей плоти. И из-под нее медленно и неумолимо выползает тварь, которую Миха уже возненавидел почти также, как своих создателей.

Стрела по-прежнему торчала в спине.

Пятно расползалось. Но…

Миха успел добраться до двери.

И встать перед проломом.

И это было глупо. Очень глупо. Он не справится. Не с ожившим мертвецом. Этому мертвецу, если подумать, до Михи дела нет. И можно отойти. В конце концов, это же почти обстоятельство непреодолимой силы. Совесть заткнется. Со временем. А времени, если и дальше глупить, будет немного.

— Я с тобой, — рядом ввинтился бледный барон. — Это ведь из-за меня.

— Да и я уж лучше так, чем… — Такхвар сплюнул под ноги.

В общем, идиотская мысль о героической смерти оказалась на диво заразной.

— Ица, — Миха оглянулся. — Ты как?

Тот пожал плечами и высунул голову через Михины ноги.

— Плохой, — сказал он, глядя, как медленно, как-то дергано, бредет по двору драгра. Шаг и остановка. Шаг и… остановка. Может, повезет, все-таки?

— Если убежать…

— Драгра способен двигаться быстрее скачущей лошади, — сказал Такхвар. — И он умен. Выманивает.

Понятно.

Понятно, что все хреново. Еще бы стрелу, да нету. Драгра же остановился, сообразив, что уловка его разгадана. Засвистел.

Защелкал.

— Что ж, — вздохнул Такхвар. — Одно радует, что людей он драть не станет. Если сами не полезут.

Не полезут.

Собаки и те благоразумно заткнулись. Люди же, спали они или нет, сидели по домам. И это тоже было правильно. На хрен лезть в чужую драку.

И Миха бы не полез.

Но клятва.

И мальчишки. Как их бросить то? Что этого вот барона недоделанного, который обеими руками сжимает нож, что Ицу. Тоже ведь помрет, если барона не станет.

Из-за ошейника.

Дерьмово.

И не понять, что с этим дерьмом делать. А пятно ползет-то, пятно не исчезло, и пожирает мертвеца, только слишком уж медленно. Или…

— Сюда иди, — сказал Миха и шагнул навстречу. — Догони, если сможешь.

Почти.

Он и вправду был очень быстрым, этот оживший мертвец. А еще когтистым. И смердящим. И кажется, разумным, потому как довольно быстро сообразил, что добраться до Михи не сумеет

Сообразил и отступил.

Повернулся к сараю.

И напяливши маску честного зомби, заковылял к барону. А тот стоит столбом.

— Эй, — Миха швырнул камень. — Я тут…

Драгра даже не обернулся.

На бег перешел.

Рывок. И рык. И тишина.

Перед драгрой встал Ица.

Без оружия. Даже камня, даже палки не было. Он просто встал и сказал что-то короткое на своем, непонятном языке. И звук его речи отозвался в Михиной груди болью. Такой протяжной, ноющей. Будто осколок там, рядом в сердце, зашевелился.

Драгра замер.

Он стоял, слегка наклонясь вперед, сгорбившись под тяжестью собственных плеч, свесивши голову, отставив руку. Он стоял и слегка покачивался.

А Ица медленно. Очень медленно, словно завороженный этаким небывалым зрелищем, тянул руку. И никто, ни сам Миха, ни барон, и даже Такхвар не могли остановить это, казавшееся неспешным, движение. Вот раскрылась ладонь.

Миха видел её неожиданно ясно.

Гладкая кожа. Смуглая. И белесый шрам, что начинался между большим и указательным пальцем, пересекая эту ладонь. Узоры линий.

Судьбы?

Сердца?

Хрен его знает. Но они были. И