Фотофиниш. Свет гаснет - Найо Марш

— Совершенно ни при чем.

— В общем, мне очень жаль, что вам досталось, сэр. Правда.

— И правильно жаль. Но мне уже гораздо лучше. Послушай, Уильям, а ты с кем-нибудь еще говорил об этом?

— Нет, сэр.

— Слово джентльмена? — спросил Перегрин и подумал, не слишком ли комично и снобистски это звучит.

— Нет, не говорил, ни единого словечка.

— Вот и не говори. Кроме как со мной, если захочешь. Если они узнают, что бок у меня болит из-за клеймора, они начнут выдумывать всякую суеверную чушь про пьесу, эти слухи расползутся по театру, и это повредит постановке. Ни слова никому! Ладно? Но я, возможно, кое-что им скажу. Пока не уверен.

— Ладно.

— Ты получишь свой клеймор, но чтобы никаких глупостей с ним.

Уильям озадаченно посмотрел на него.

— Не размахивай им где попало. Только для церемониального использования. Понятно?

— Еще как понятно, сэр.

— Договорились?

— Наверное, — пробормотал Уильям.

Перегрин напомнил себе, что Уильям уж точно не сможет поднять оружие выше пояса, и решил не настаивать. Они пожали друг другу руки и без четверти шесть заглянули в «Малый Дельфин», где Уильям съел невероятное количество сдобных лепешек и выпил лимонада. Кажется, он снова обрел самообладание.

Перегрин отвез его домой — в крошечный домик на опрятной улочке в Ламбете. Шторы на окне еще не были опущены, но свет в комнате уже горел, и его взору предстала приятная картина: набитый книгами шкаф и удобное кресло. Миссис Смит подошла к окну и выглянула на улицу, прежде чем задернуть шторы.

Уильям пригласи его зайти.

— Я отведу тебя, но сам заходить не буду, спасибо. Меня ждут дома. Вообще-то, я уже опаздываю.

После короткого стука в дверь появилась мать Уильяма — очень худая женщина в хорошем, но не новом пиджаке и юбке и с резкой манерой речи.

— У меня встреча в этом районе города, так что я решил довезти Уильяма до дома, — сказал Перегрин. — Ему ведь девять лет?

— Да, недавно исполнилось.

— В таком случае, боюсь, нам придется найти еще одного мальчика, чтобы они могли сменять друг друга через день. Это будет нелегко, но таковы правила. Я постараюсь это устроить. У вас нет кого-нибудь на примете?

— Боюсь, что нет. Наверное, в его школе вам кого-нибудь порекомендуют.

— Да, наверное. У меня есть адрес. Придется прибегнуть к обычным источникам, — сказал Перегрин. Он приподнял шляпу. — До свидания, миссис Смит. У мальчика отлично все получается.

— Я рада. До свидания.

— Пока, Уильям.

— До свидания, сэр.

Перегрин ехал домой в некотором замешательстве. Он, конечно, был рад, что тайна спрятанного меча разъяснилась, но не был уверен, стоило ли рассказывать об этом актерам. В конце концов он решил прилюдно сказать что-нибудь Гастону про то, что он пообещал отдать Уильяму деревянный меч, и про то, что Уильям его спрятал. Но по словам Уильяма Нина Гэйторн знала о мече. Как, черт побери, эта старая калоша узнала? Чарли? Может быть, это он проболтался? Или скорее Банко. Он был там. Он мог все видеть. И почти удовлетворившись тем, что так оно и есть, он приехал домой.

Эмили выслушала историю про Уильяма.

— Думаешь, он сдержит слово? — спросила она.

— Да. Я вполне убежден, что сдержит.

— А какой у них дом? А его мать?

— Все нормально. Я не входил. Дом крошечный. Мебель у них своя. Она худа как щепка и определенно культурная женщина. Не помню, всплывала ли на суде информация о ее материальном положении, но я думаю, после выплаты судебных издержек у нее осталось достаточно средств, чтобы купить или снять дом, и обставить его тем, что осталось у них после распродажи имущества. Он был обеспеченным биржевым маклером. И совершенно спятившим.

— А Уильям ходит в школу актерского мастерства?

— В Королевскую театральную школу в Саутуарке. Хорошая школа. Им там преподают все школьные предметы. Она зарегистрирована как частная. Должно быть, денег на оплату учебы им хватает. А она, наверное, работает где-нибудь секретаршей.

— Пытаюсь вспомнить себя шестилетней. Что ему рассказали и как много он помнит?

— Могу предположить, что ему рассказали, что его отец — душевнобольной и должен находиться в психиатрической клинике. Возможно, его отправляли за границу, пока шло дело.

— Бедный малыш, — сказала Эмили.

— Он будет хорошим актером. Увидишь.

— Да. Как твой ушибленный бок?

— Лучше с каждым днем.

— Хорошо.

— Вообще-то всё… — Он резко замолчал, и Эмили увидела, как он скрестил указательный и средний пальцы. — Нет, не буду нарываться на неприятности.

Следующий день выдался ярким и солнечным. Перегрин и Эмили весело ехали в машине по набережной, потом пересекли мост Блэкфрайерс, повернули направо на Уорфингерс Лейн и подъехали к театру. На репетицию вызвали всю труппу; почти все уже пришли и собрались в зрительном зале.

Они должны были прогнать пьесу от начала до конца с реквизитом. Эта неделя была последней, целиком посвященной только актерам. Со следующей недели должны были начаться репетиции со спецэффектами и светом — с бесконечными остановками, поправками и перемещениями. А в конце их ждали две генеральные репетиции.

Эмили была знакома со многими актерами. Сэр Дугал пришел в восторг от того, что она решила прийти на репетицию. Почему они так редко ее видят теперь? Сыновья? Сколько? Три? И все в школе? Чудесно!

Ей бросилось в глаза его волнение. Он был взвинчен и не слушал ее, когда она отвечала на его вопросы. Когда он отошел, она испытала облегчение.

К ней подошла Мэгги и обняла ее.

— Я хочу знать, что ты думаешь, — сказала она. — Правда. Твои мысли и чувства.

— Перри говорит, что ты играешь чудесно.

— Да? Правда?

— Честное слово. Безо всяких оговорок.

— Он слишком добр. Еще слишком рано. Не знаю, — пробормотала она.

— Все хорошо.

— Надеюсь, что так. Ох, эта пьеса! Эта пьеса, Эмили, боже мой!

— Знаю.

Она рассеянно отошла и села в сторонке, закрыв глаза и шевеля губами. Вошла Нина Гэйторн, как всегда закутанная во множество вязаных шарфов. Она увидела Эмили и помахала ей концом одного из шарфов, состроив при этом странную гримасу и глядя бледными глазами в потолок. Невозможно было понять, что она пыталась изобразить; может быть, некую разновидность отчаяния, подумала Эмили. Она сдержанно помахала ей в ответ.

Мужчина рядом с мисс Гэйторн был ей незнаком. Соломенного цвета волосы, плотно сжатые губы, светлые глаза. Она догадалась, что это Банко — Брюс Баррабелл. Они сели рядом поодаль от остальных. У Эмили возникло неприятное чувство, что Нина рассказывает ему, кто она такая. В какой-то момент она посмотрела ему в глаза, и ее напугала их проницательность и то, как воровато он отвел взгляд.