Белый фрегат - Наталия Осояну

А еще фрегат видит, как над металлической… основой? опорой? подставкой?.. появляется сам компас, словно нарисованный тончайшими голубоватыми линиями. Он красив, как лунный свет над океаном, и подобен одновременно цветку и медузе, чьи изящные щупальца колышутся в толще воды. Сплетаясь, они поворачивают на юго-запад, растут и растут, проникают сквозь корпус, тянутся дальше. Нет, на компас это не очень-то похоже. Скорее, на пуповину. Или…

Невидимый жгут начинает пульсировать в такт ~его~ сердцебиению.

Она пугается.

Происходящее ей совершенно непонятно и поэтому вызывает страх. Почему ~он~ ничего не видит и не чувствует? Не считая боли, конечно. Хищная древняя сущность осторожно надвигается из глубины, выпускает тонкие и также невидимые для всех, кроме нее, щупальца, касается уходящей на юго-запад пуповины, а потом – связующей нити между нею и фениксом. Вплетается в эту нить и в мгновение ока переделывает изнутри – движение – такое проворное, изящное и мастерски исполненное, что по сравнению с ним предыдущие эксперименты феникса выглядят неумелыми потугами подмастерья, которого толком ничему не научили. Сущность распутывает узлы, выравнивает нить там, где она истончилась, – и связь делается крепкой как никогда. Теперь… на что же они вдвоем способны теперь?

И почему ~он~ по-прежнему ничего не чувствует?!

Феникс, рыча от боли, отрывает компас от руки – с ладони капает кровь – и бросает на стол. Цветок-медуза закрывается, пуповина тускнеет и гаснет, но фрегат успевает почувствовать, что она дотянулась… до чего-то. Или кого-то. Не до той силы, что наблюдала за ними уже давно и переделала связующую нить. До чего-то совершенно иного.

Ею овладевает странная грусть.

– Вот так разбиваются мечты, – говорит ~он~ с горькой иронией и сжимает раненую ладонь в кулак. – Вот так впустую тратятся месяцы жизни и… чужие жизни.

– Рад, что ты об этом сказал, – безжалостно замечает крылан.

– Возможно, его надо изучить? – предлагает Ризель. – В Росмере найдутся мудрецы, которым такое задание будет в радость.

– Не знаю. – ~Он~ убирает руку со стола, словно не замечая, как к ней потянулась целительница. – В любом случае этим мы займемся после Черного флота.

«Или никогда», – написано на лице у однорукого короля.

– Идем в Росмер, – решает феникс, и все, включая фрегат, внезапно осознают маленькую несуразность, которая таилась в происходящем с самого начала: никто не возражает ему, не напоминает, что это чужая битва и ни одна живая душа не сможет предъявить претензии пиратам и отщепенцам с Окраины, если те просто развернутся и уйдут куда глаза глядят. Никого из них – даже принца и принцессу, даже женщину-рыбу – здесь ничто не держит, но они остаются.

До чего же они все-таки странные, эти двуногие.

Неназываемая сила, что наблюдает за нею давным-давно, тихонько смеется. А потом вдруг становится ясно, что прикосновение к связующим нитям оказалось не таким уж аккуратным и кое-кто его почувствовал.

* * *

Когда Фейра, Арлини и остальные ушли совещаться, Сандер подошел к Хагену, который стоял у третьей мачты, мрачно созерцая повреждения, полученные «Невестой ветра» в предрассветной битве. За прошедшие недели пересмешник очень изменился: черты его лица остались прежними, однако такого спокойного и решительного выражения Сандер ни разу не видел. Раньше какая-нибудь мелочь – морщина у рта или на лбу, слегка прищуренные глаза, – всегда выдавала сомнения и тревогу, что грызли магуса изнутри, какую бы личину он ни надел. Похоже, он наконец-то отыскал то место в своей душе, где царил покой. А еще заметно похудел, загорел и коротко остригся – обрезал крашеные пряди и больше не пытался скрывать, что его волосы совершенно белы.

Ну и правильно. Принцесса же этого не скрывала.

– Почему ты не пошел со всеми? – тихо спросил Сандер. – Капитан не пригласил?

– Мысленно пригласил, – ответил Хаген так же негромко. – Приятно было убедиться, что я по-прежнему часть команды… пока что. Но я отказался, и он не настаивал.

– Почему?

Пересмешник вздохнул и повернулся к матросу-музыканту.

– Не знаю, смогу ли объяснить… Вся эта история – то, как и зачем я попал на «Невесту», как обманывал всех вас и к чему это привело… Остров Зеленого великана, Каама, Эверра и Облачный город… вот это… – Он взмахом руки указал на свое лицо. – Ты ведь понимаешь, что все изменилось?

Сандер кивнул.

– Все изменилось, и я понял, что нашел свое место. Оно не среди тех, кто принимает решения. О, я не струсил – я буду сражаться в первых рядах, если понадобится, и там умру, если так будет угодно Эльге. Но командовать должны другие. Иными словами… – Хаген снова уставился на черный обугленный след на палубе. – Я не могу быть первым. Мое место среди вторых.

Сандер ничего не сказал, но подумал, что пересмешник лукавит – или, возможно, сам до конца не понимает, что им движет. Оставаясь рядом с Фейрой, он терял всякий шанс быть ближе к принцессе Ризель, которая, несомненно, сопровождала брата на его фрегате. А ему хотелось быть к ней ближе – Сандер теперь в этом не сомневался. Бесчисленное множество деталей, на которые он не обращал внимания больше полугода, вдруг выстроились как гвардейцы на параде, и вопросов не осталось.

Хаген на «Невесте ветра» не задержится, пусть даже еще не знает об этом.

Что-то заныло в груди…

– Будь проклят этот компас, – сказал он вслух. Хаген вздрогнул, повернулся и вопросительно приподнял бровь. Сандеру пришлось продолжить: – Мы потеряли стольких людей… У нас была жизнь, знаешь? Может, не очень-то завидная и довольно трудная, но не такая, как сейчас.

– Дело не в небесном компасе, – мягко возразил пересмешник. – Я-то и вовсе о нем не знал, когда рвался на борт. Черные корабли капитана-императора с ним никак не связаны. Истории Амари, Эсме, да и капитана Крейна, или Фейры начались гораздо раньше, чем о компасе узнали все, кто захотел найти «Утреннюю звезду».

Сандер не уступал:

– Раз уж ты о ней упомянул, то сам пойми – история «Утренней звезды» началась гораздо раньше всех наших историй. Она предопределила все, что с нами случилось. О да, я уточню: будь проклят этот древний фрегат, если он вообще существует, а не рассыпался в прах за три тысячи лет…

– Странно, что ты назвал ее «фрегатом», а не «кораблем».

Сандер пожал плечами.

Он не вкладывал в это слово какой-то особой мысли – оно просто вырвалось.

– Лучше расскажи, что с вами случилось, – попросил Хаген с улыбкой. – Сдается мне, ваши приключения были куда интереснее наших.

И матрос-музыкант уважил просьбу друга. Он начал свой рассказ с того самого момента, когда в Талассе зазвучал чумной колокол, и не утаил ни единой мелочи: поведал и о том, как сам едва не превратился в… во что-то иное. Он еще ни разу ни с кем не говорил так откровенно о колодце в своей душе. Даже с капитаном – ведь тот все понимал без слов. Подумав об этом, он на миг умолк, растерянно моргая. Фейра все понимал без слов, Фейра сделал очарованного морем своим матросом, пока тот еще сидел в чулане, таращась в темноту и прижимая к груди сирринг. Почему?..