Тоннель - Яна Михайловна Вагнер

вместе с кислородом, так что пошумели недолго, да и пошли. С сумками и младенцами, очень вежливо, не толкаясь. Выясняя друг у друга по дороге — а сколько мест-то всего, не слышали? А диплом надо показывать? Да у кого тут диплом с собой, не смешите, вот вы как будто везде его носите. И про семьи тоже говорили, которые разделять никто не будет, ну вы что. И детей, конечно, возьмут всех, у кого дети — те вообще без разговоров, а как по другому-то, дети вообще главное. И матери, не забывайте. Но сколько все-таки мест, никто не знает?

А может, его и не было, пара. Может, мы прямо рождаемся теперь без него.

 

— Не надо, Митя, пожалуйста. Всё в порядке. — Женщина из Кайен повернулась и медленно пошла прочь, догоняя процессию. Узел волос у нее на затылке распался, пряди жирно блестели. Щиколотки распухли, как у списанной балерины. Черное платье сзади все было в серых пыльных разводах.

— Чё ты к ней прикопалась-то, — сказала кудрявая нимфа. — Подружки же вроде.

Вот кого сутки в раскаленной трубе под землей, скорый конец человечества и вероятно кипящая наверху река не затронули вовсе. Никак, даже не коснулись. Гладкий лоб, высокие брови, голые юные ноги. Ни отеков, ни гипоксии. Даже волосы теми же шелковыми кольцами, словно ее только что вынули из коробки. Барби-Клеопатра. Афродита с крепким южнорусским говорком, совершенная бессмысленная красота. И родит же земля.

И блондинчик-полицейский торчал возле нее как прибитый. Не дышал, ел глазами. Мальчика понять было можно, его размазало, мальчика на куски сейчас можно было резать, но она-то? Может, тупая просто?

— Ты бы отпустил ее, — сказала Саша лейтенанту. — А то кастинг у них там закончится скоро.

— На хуй сходи, — лениво ответила нимфа. — Сама рожай своих физиков.

 

Молодой лейтенант при этих словах наконец-то выдохнул, и от облегчения у него даже промокла спина. Он согласен был полностью, и теперь оставалось только, чтоб очкастый инженер и его жена провалились бы тоже отсюда пропадом, вслед за всеми.

Но инженерша проваливаться не спешила и даже почему-то не разозлилась, а наоборот, вдруг захохотала. А после рванула к Порше Кайен, распахнула багажник и принялась вышвыривать оттуда чужие пакеты и сумки. И очкастый муж ее никуда не провалился, а стоял себе и хмуро пялился в стену, как если бы сумки эти не валились прямо ему под ноги. А еще возле Форда обнаружился пыльный малютка-доктор — он тихонько сидел на асфальте спиной к грязному борту и выглядел еще хуже, чем тогда у решетки, прямо очень хреново выглядел, совсем. И, как будто этих троих было мало, маялся к тому же на корточках рядом с доктором тощий пацан из «Напитков Черноголовки», которому тут вообще делать было нечего. Ох, да чтоб вас, с тоской подумал лейтенант, который каждую упущенную минуту чувствовал теперь как личную обиду. Медом вам тут, что ли, намазано.

— Я вообще-то техникум в Каменске закончила пищевой, — сказала нимфа. — Кондитер сахаристых изделий. Если что.

— Молодец, — с чувством сказала инженерша. — Умница! — Багажник Порше она уже разорила и, похоже, прицеливалась теперь к православному Лексусу. Глаза ее нехорошо блестели. — А вы что заканчивали? — спросила она у маленького стоматолога.

— Он доктор, — ответил за него лейтенант, просто чтобы ненужная болтовня про дипломы и факультеты наконец закруглилась.

— Еще лучше! — рявкнула инженерша. — Ребята, да у вас большое будущее в новом... — она пнула банку из-под батюшкиного «Бондюэля», — прекрасном... мире! — и тут взгляд ее упал на коробку с лекарствами и одноразовыми шприцами, которую лейтенант когда-то лично доволок до баррикады и которая тоже никому, между прочим, не пригодилась. Из коробки торчала початая бутылка «Столичной», закупоренная бумажной салфеткой.

Пацан из Газели дернулся и сделал попытку накрыть коробку руками, но инженерше плевать было на таблетки. Она схватила бутылку, зубами вытащила салфетку и сделала длинный глоток.

— Митя! — сказала она потом. — Митенька, только сейчас не тупи, ладно? Не вздумай сейчас тупить. Ты еще успеешь, если поторопишься. — Она вытерла рот ладонью и скривилась: — Фу, теплая.

Щеки у нее тут же порозовели. Инженер молчал, как будто не слышал, и все шло к тому, что «Столичная» вот-вот полетит ему в голову и дальше начнется совсем уже душная какая-нибудь семейная ебанина, но тут послышались чьи-то торопливые шаги и в проходе возник мордатый владелец УАЗа Патриот. Мокрый и весь красный, как будто бежал назад от самых дальних ворот. Ох, да чтоб вас, снова подумал лейтенант.

— Диплом забыл? — спросила румяная инженерша.

— Я за тобой, Очки, — сказал Патриот вместо ответа. — Короче, всех точно не пустят, так что давай это. План «Б» какой у нас?

— План «Б» у нас очень как раз простой, — сказала инженерша и снова хлебнула водки. — Прямо из одного пункта у нас план.

— Слушай, старлей, — перебил инженер из Тойоты, внезапно просыпаясь. — А где этот фургон с инструментами стоял, не помнишь?

Синий шахтерский микроавтобус вообще-то был не так уж отсюда далеко, и лейтенант действительно помнил зачем-то, где именно.

— Покажешь?

И пока лейтенант сочинял ответ, который позволил бы закрыть уже тему спасения раз и навсегда, не пугая при этом по возможности нимфу, маленький доктор у Форда, про которого все забыли, издал непонятный какой-то звук — то ли кашлянул, то ли икнул. А потом вдруг бухнулся на живот и резво пополз к инженеру прямо на четвереньках, как если бы собирался обнять его за ноги.

— Может, и не получится ничего, — нервно сказал инженер. Отступать ему было особо некуда. — Да скорей всего, не получится...

Но обниматься доктор не стал и все так же резво, не снижая скорости, прополз мимо, к Тойоте. Там он лег на асфальт, сунул руку под пыльное колесо и вытащил что-то. Вид у доктора сразу сделался абсолютно счастливый, он засмеялся и поднял свою находку к глазам. На пыльной ладошке у него лежала птица. Самая обычная птица, дохлая, с задранными кверху лапками. ПОНЕДЕЛЬНИК, 7 ИЮЛЯ, 23:38

Несмотря на усталость, жару и пустой разреженный воздух, крестный ход из пятисот человек самого разного возраста и вероисповедания с вещами, провиантом и малолетними детьми добрался до Майбаха Пулман на удивление быстро. Едва ли не быстрее даже, чем отряд добровольцев, которых тремя часами ранее угнала туда коварная чиновница в синем — притом что ее отряд состоял исключительно из крепких мужчин и шли они налегке.

Решение явиться вместе, единым фронтом и требовать пропуска по справедливости — для полезных специалистов с семьями и, разумеется, для детей, для женщин, стариков и так далее — все пять сотен участников похода приняли солидарно и разделяли одинаково. Однако отстать от авангарда процессии все же никто не хотел, и потому вся она двигалась с одною и той же опасной скоростью и к цели прибыла почти одновременно, так что в конце пути представляла собою зрелище довольно жалкое. И тем не менее дошли все, никто не сдался и даже вещей не бросил. Так что, когда появился впереди тяжелый Майбах, а за ним в стене действительно оказалась дверь, по толпе прошел облегченный вздох — человек с разбитым лицом не соврал. И теперь уж, после стольких перенесенных страданий, заветная дверь должна была если не впустить всех сразу,