Завет - Гейл Линдс

— Вы ее подстрелили?

— Шутишь? Декстер пришел в такой восторг! Он убрал ружье и уселся прямо на снег, как маленький ребенок. Просто сидел и смотрел. Знаешь, я думаю, россомаха тогда заметила нас, или, по крайней мере, Декса, потому что разок она взглянула в нашу сторону и вздрогнула. Но не зарычала на нас и не убежала. Мы добрались до небольшой рощицы тонких, искривленных ветрами сосен. Я отвел с дороги упругую колючую ветку. Запоминающееся было путешествие. Я видел, как твой отец опустился в глубины отчаяния и вновь поднялся. Там, в снежной глуши, безмолвно говоря с росомахой, он снова почувствовал вкус жизни.

На мгновение на плечи Браво снова навалилась чудовищная тяжесть безвозвратного ухода отца. Однако теперь эта ноша казалась ему не такой тяжкой, как прежде, словно крылья опустившейся сверху огромной невидимой птицы разгоняли непроглядную ночную черноту. Мы в некотором роде белые вороны, аутсайдеры… Тем более трудно нам найти себя. Иногда я задаю себе вопрос: «Что я могу сделать, чтобы спастись?» Теперь Браво увидел в этих словах отца, сказанных далеким летним днем за столиком ресторана в Джорджтауне, совсем иной, прежде скрытый от него смысл. Теперь, когда он сам столкнулся в полной мере с тяготами и одиночеством в мире, так непохожем на привычный…

— Вы были добрым другом, — наконец хрипло выговорил он, чувствуя, что в горле пересохло, а сердце болезненно сжимается, — и моему отцу, и мне.

Рюль ласково потрепал его по плечу.

— Иногда ты так походишь на отца, что становится не по себе… — Он помолчал, а потом очень серьезно продолжил: — Я знаю, что смерть Джуниора всех вас потрясла, и особенно тебя. Ты сделал все, что мог. Это не твоя вина.

Браво вздрогнул, услышав эхо слов Дженни. Невольно он снова мысленно увидел ее, их номер в отеле, душ, огромную кровать… Услышал голоса за окном, плывущие над каналом, словно утренний туман. Он почувствовал ее ласковое прикосновение, услышал шепот над ухом. А потом снова — зловещий хруст ломающегося под ногами льда… Она так же ласкала его отца, так же шептала ему что-то на ухо… Браво охватила почти осязаемая тоска, по спине пробежал неприятный холодок. Его передернуло, и он ускорил шаги, спеша через лес вслед за Рюлем.

Они подошли к осыпающемуся фундаменту старой церкви. Кругом не было ни души. Часть церкви относительно недавно была переделана в приют для бездомных псов. Над ними возвышалась уцелевшая стена, темная, тускло отсвечивающая в свете звезд, расколотая гигантской трещиной надвое.

— Что теперь? Как видишь, от церкви мало что осталось, — сказал Рюль. Они стояли рядом и разглядывали руины.

Браво посмотрел на расколотую стену. Вспомни, где ты был в день твоего рождения. Он вспомнил святую Марию Назарейскую, и это привело его на остров. Ладно, а где же находился тот госпиталь в Чикаго? Браво напряг память. Улица Западного Отделения, 2233.

Браво подошел к трещине в стене — вот и отделение — и отсчитал десять шагов, сумму цифр в адресе больницы, на запад. Он опустился на траву у основания стены. Рюль присоединился к нему, и вдвоем они принялись раскапывать землю руками. На глубине в три фута они обнаружили сверток, обернутый непромокаемой пленкой.

Вдалеке, за Лидо, над лагуной задрожали и вытянулись в их сторону, точно скрюченные пальцы, огни прожекторов. Несколько раз протяжно и жалобно прокричала чайка; ветер подхватывал и уносил прочь заунывные звуки.

Немедленно вспомнив об облаве, без сомнения, уже начавшейся, они торопливо двинулись назад, к берегу. Браво на ходу развернул сверток. Внутри был маленький греческий крест, обмотанный тонкой красной пряжей; конструкция напоминала крошечное осиное гнездо.

— Что это может означать? — спросил, оглядываясь через плечо, Рюль.

Браво покачал головой.

Они благополучно добрались до катера. Брезент никуда не делся и лежал в точности так, как оставил его Рюль. Они быстро свернули тяжелую ткань и отшвартовались. Рюль вручил Браво фонарик и повел катер прочь от Лазаретто Веккьо, маневрируя между отмелями. Браво включил фонарик, положил его рядом и, держа крест в луче света, принялся разматывать короткие отрезки пряжи. Всего их оказалось двадцать четыре. На обнажившемся участке креста были выгравированы три слова. Браво узнал дробную двухступенчатую систему кодирования, один из самых знаменитых полевых шифров, применявшийся германскими войсками во время Первой мировой войны. Первые два слова были ключами, третье содержало зашифрованную информацию. Браво достал записную книжку Декстера, открыл на чистой странице и принялся за работу.

Использованная его отцом система кодирования базировалась на квадратной матрице с шестью графами на каждой стороне — для символов A, D, F, G, V, X; их по-парные сочетания соответствовали двадцати шести буквам английского алфавита и десяти цифрам. Полученный промежуточный двухбуквенный код записывался в ячейки прямоугольной матрицы и транспонировался в заключительный шифр.

В конце концов Браво получил одно-единственное слово: «саркофаг».

— Куда теперь? — спросил Рюль спустя какое-то время. — Ты знаешь?

— Обратно в Венецию, — ответил Браво, убирая в карман блокнот и крестик. Обрезки красной пряжи он бросил в темные волны лагуны. Они были следами отца, побывавшего здесь до Браво; и теперь он снова словно вернулся сюда…

Над безмятежной гладью лагуны простерла жемчужно-розовые пальцы встающая на востоке заря. Браво и Рюль были здесь совершенно одни. Рассеянный свет превратил лагуну в безупречно гладкое зеркало из жидкого металла, по которому скользил их катер, легко, как хорошо отточенный нож, разрезая матово блестящую поверхность. Кричали и кружились в небе птицы, разбуженные рассветом и голодом. Охотясь, они пикировали с высоты в воду и выныривали с зажатыми в изогнутых клювах рыбинами, торопясь набить пустые желудки.

Оказалось, что, кроме птиц, поблизости поджидали и другие охотники. Обогнув Лидо, Браво и Энтони увидели полицейский катер. Рюль сбросил скорость.

Браво подошел и встал рядом.

— Что вы делаете?

— Увидишь.

Он не изменил курс. Напротив, насколько Браво мог судить, Рюль направил катер прямиком на полицейскую моторку. А та уже тронулась им навстречу, Браво точно разглядел, хотя и знал, что при подобном освещении гладкая поверхность лагуны иногда искажает очертания предметов; могут даже возникать миражи, как в пустыне. Но не на этот раз. Он видел, как приподнялся нос полицейского судна, взбивая в пену убегающие назад волны.

— Дядя Тони…

— Верь мне, Браво. Просто верь.

Полицейский катер несся прямо на них, ревя двигателями, распугивая пирующих птиц. Браво видел человеческие фигурки на борту, но лица и одежда пока что были неразличимы.

Он услышал звук, похожий на бормотание ветра в снастях, когда разом надуваются все паруса. Но на их моторном катере, разумеется, не было парусов. Браво понял, что это дядя Тони счастливо напевает что-то себе под нос. Он был в своей стихии, он управлял быстроходным судном, летящим навстречу противнику. «Вот ради чего он живет, — подумал Браво. — Voire Dei для него как ветер, раздувающий его пламя».