Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари

он пожал плечами и опустил гельминта в банку. — Между прочим, довольно редкий вид.

До Веры доносились влажные хлюпанья и металлическое бряканье хирургических инструментов. Звуки вгрызались в перепонки, вызывали нервную дрожь и сводили с ума. Она затыкала уши, но все равно слышала возню в трупе, нашпигованном червями. Вскоре к невыносимым звукам примешались всхлипы и неразборчивые причитания. Беляева снова обернулась. Мужчина плакал.

— Жалко их, они умирают, — объяснил он причину своей слабости. — Им так хорошо жилось внутри Маи. А теперь мертвые в банках. Ненавижу момент расставания, — он смахнул рукавом слезы и посмотрел на ошарашенную Веру. — Думала, я черствый и бездушный? Нет. Я люблю своих питомцев. Знаешь, как сложно, даже мне, паразитологу со стажем и связями, достать редкий экзотический вид?!

Приступ гнева охватил Веру. Она подлетела к стеклу и начала месить по нему кулаками.

— Почему я?! Почему?! — она заливалась слезами.

— А почему нет? Так совпало. Я не выслеживал тебя специально. Просто ты оказалась не в то время не в том месте. Мне был нужен новый дом для моих питомцев. Ничего личного. Вообще женщины для моих малюток идеально подходят. Животных я не люблю, к тому же у меня аллергия… А мужчины слишком упрямы и агрессивны. С вами спокойней. Так что не было особой причины, — он понизил голос и вытащил еще одного червя.

Вера сползла на пол. Если бы в тот день она по просьбе мамы встретилась бы с ней, а не пошла за посылкой, то не оказалось бы в руках больного ублюдка. Не сидела бы сейчас в звуконепроницаемой комнате с червями в брюхе.

Закончив препарировать несчастную Маю, мужчина поменял окровавленные перчатки на чистые. Затем закрыл банки с червями и переставил их на тележку.

— Обожаю этих прекрасных, разрушительных лапуль, — он любовался кольцами паразитов в склянках с подписанными на латинице ярлыками. — Прям, как женщины: присосутся к хозяину и тянут все соки, пока он не сдохнет.

Мужчина подкатил тележку к стеллажам, расставил на полках новые экземпляры и вернулся в медбокс. Он накрыл тело Маи брезентом и вывез за стальную дверь.

Вера осталась одна. Она с тоской смотрела на пустую камеру соседки. Пусть глухонемая, пусть сумасшедшая, но все-таки с ней было не так одиноко.

— Надеюсь, ты в лучшем из миров…

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вера больше не думала о побеге. Не утешала себя мечтами о свободе. Не пряталась от страшной реальности в воспоминаниях. Мысли заполонили паразиты. Она ощущала в себе инородную жизнь, и приходила в ужас от того, что не может избавиться от червей, размножающихся в ее теле.

Беляева остервенело расчесывала обломанными ногтями руки, покрытые сыпью и алыми язвами.

На предплечье, у сгиба локтя, она заметила красную борозду длиной со спичку. Вера отметила ее царапиной, а через несколько часов обнаружила извилистую линию в нескольких миллиметрах от ранки. Кривая ползла к запястью. Ужас крючьями вцепился в сердце. Живот закрутило, переваренная еда поднялась по пищеводу. Вера спрыгнула с постели, подлетела к унитазу и склонилась над ним…

Среди рвотных масс она увидела извивающегося красно-желтого гельминта. С криками и плачем Вера вцепилась ногтями в предплечье, где сидел паразит, и стала рвать кожу. Кровь бежала по руке и капала на пол.

Она не замечала боли и продолжала расковыривать рану, охваченная иступленной яростью. Добравшись до червя, Беляева схватила его и потянула. Хрупкое тело, перемазанное кровью, не выдержало натяжения и порвалось. В пальцах Веры осталась половина паразита.

— Фууу! — она бросила его на пол и раздавила ногой.

Дверь в камеру отворилась. На пороге стоял он. Впервые Вера видела мучителя без медицинской маски и хирургической шапочки — ничем не примечательные черты, глубокие рытвины на щеках, скошенный подбородок и сильные залысины. Лицо перечеркнуто гневом.

Он подлетел, замахнулся и влепил Вере пощечину.

Она упала и схватилась за щеку. На губах растекался вкус крови.

— Сука! Никогда! Никогда не трогай моих питомцев! Поняла, тварь?! — он подскочил и навис над ней. — Они мои! Мои! Не твои! Если еще раз… — Он сжал кулаки и резко выдохнул. — Если еще раз такое повторится, будешь лежать пристегнутая к кровати. А питаться будешь через шланги… и в туалет тоже через шланги, — он достал из кармана халата шприц и снял колпачок. — Жаль, Мая с катушек съехала, а то она бы тебе рассказала, как полгода с трубками лежала, — паразитолог схватил Веру за руку и сделал ей укол в плечо. Потом вышел за дверь, но не закрыл ее.

Беляева впервые, со дня заточения, видела дверь в камеру открытой. Из темного проема тянуло холодом и сыростью. По щекам девушки бежали слезы. Надо сделать хоть что-нибудь! Она должна попытаться. Вера привстала… и рухнула обратно. Тело не слушалось, оно потеряло твердость, точно его набили ватой.

Мужчина вернулся, взял Беляеву на руки и вынес из камеры. Он уложил ее на каталку, пристегнул ремнями и повез через тускло освещенный коридор. Гулкое эхо его шага и колес, спотыкающихся о неровную плитку, заполнило вытянутое узкое пространство.

Одурманенная Вера то проваливалась во тьму, то выныривала к слабому свету, цепляясь глазами за кирпичную кладку стен и судорожно соображая, далеко ли он ее увез, сворачивал ли по пути.

Мужчина остановился, открыл массивную дверь и толкнул каталку в широкий проем. В большом помещении Вера увидела одну из двух стеклянных комнат с лужей крови на полу. «Он вскроет меня, как консервную банку, и заберет своих питомцев», — хлестнула мысль, ускоряя ритм сердца.

— Нет, — жалобно пропищала она.

Паразитолог завез Веру в медбокс. Обработал рану на руке, наложил два шва, перевязал и поставил ей капельницу. После задрал Беляевой кофту, смазал правый бок гелем и приложил головку датчика УЗИ аппарата.

— Вот, смотри. Это печень, а тут, — он ткнул пальцем в черно-белый экран, — эхинококк. Пока еще маленький. В этом пузыре зреют личинки. Человек — промежуточный хозяин, он же биологический тупик для этих малюток, — он еще немного полюбовался пузырем в печени, потом отодвинул УЗИ аппарат и подкатил другую этажерку с плоским монитором.

Отстегнул ремни, перевернул Веру на бок, вставил ей в рот эндоскопический загубник и ввел в горло черный шнур с лампочкой и камерой на конце. На экране появилось изображение. Свет опускался в темный склизкий тоннель. На дне камера уперлась в шевелящийся комок красновато-белых червей.

— Аскариды, — радостно сообщил он. — Где-то тут еще были кошачьи двуустки. Маленькие такие. А, вот! Один, и еще один, и еще, — он показывал плохо соображающей