Redrum 2018-2019 - Юлия Саймоназари

Ты умрешь не сразу. Помучаешься еще несколько дней.

Дочка присела и убрала прядь волос, закрывшую матери глаза. — Тебя, мамочка, ждет долгая агония.

Лиза встала и подошла к полке, где сидел ее любимый белый мишка. Взяв в руки игрушку, она обратилась к ней:

— Смотри, папочка, я все сделала, как ты велел!

— Хорошо, — ответил мужской голос.

«Кто это?! Кто говорит?» — Наталья попыталась оглянуться, но не смогла. Грудь и живот будто стеклом набили, каждое движение причиняло боль, в глазах стояли слезы и она уже ничего не могла видеть.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Когда пару недель назад следователю Короткову поручили дело Лизы Хохловой, опытный следак с первого мгновения понял, что перед ним «глухарь». По всем признакам тринадцатилетняя девчонка отравила отчима и мать. Отомстила за смерть родного отца. Коротков выяснял: повторная проверка останков автомобиля Бориса Хохлова выявила неисправности тормозной системы, которые никак не могли быть заводским браком.

Тем не менее, собрать доказательства по делу Лизы Коротков не сумел. Основные свидетели мертвы, мотив — из области догадок, а от всех материальных улик девчонка, не будь дура, сразу избавилась.

На допросах она постоянно ревела, и вообще несла бред: дескать, умерший отец вселился в медвежонка и через мягкую игрушку общался с ней. Он же надоумил ее отомстить отчиму с матерью и научил ее, как использовать яд. При этом оставалось непонятным, где она их доставала.

Коротков наполнил чашку кипятком, бросил туда пакетик чая… Он вспомнил вчерашнюю беседу: девочку в черном свитере и голубых джинсах с белым мишкой в руках. Одна и та же сцена терзала память. То, с каким растерянным детским лицом Лиза Хохлова теребила игрушку и плакала:

— Папа, ну, папа! Ну, ответь, пожалуйста! Мне страшно без тебя!

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Иллюстрация Гномий Пони

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Станислав Минин

Ночь плетения

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Новости: шквалистый ветер повалил в Перми более ста деревьев, его порывы сорвали крышу со здания школы и обрушили на автомобили, двадцать человек пострадали от стихии, а двое погибли, кто-то пропал без вести, ливень парализовал движение на дорогах, Кама пенилась и плескалась, очевидцы засняли выплывающее из ее глубин гигантское лицо.

Новости: утром двое медведей проникли на кладбище поселка Теневой, разрыли три свежие могилы, взломали гробы и сожрали тела покойников, охотникам удалось подстрелить хищников, по погосту были разбросаны части тел.

Октябрь. Лев смотрит телевизор, Инга курит в приоткрытую дверь. На ней больничный халат с вышитым именем на груди и поношенные рабочие тапки, светлые волосы стянуты в тугой узел на затылке, накрашенные губы оставляют красные, почти кровяные, пятна на фильтре.

Новости: дом престарелых «Сизая Голубка» не пострадал.

Новость, о которой Инга еще не знает: Артур, ее муж, в гробу.

Лев время от времени бурчит себе под нос, комментируя ужасы, творящиеся на экране. На его груди — передник наподобие детского слюнявчика, который он забыл снять после ужина. Лев — это старикашка, страдающий провалами в памяти.

По телевизору сюжет о несчастьях и бедах. Излюбленная тема здешних обитателей, которые очень не прочь пощекотать себе нервишки вестями из мира, где им нет больше места. Катастрофы, пожары, акты вандализма, катаклизмы и убийства. Старикам будто бы нравится думать, что кому-то сейчас хуже, чем им.

В прошлом здесь была усадьба какого-то помещика, а теперь — пункт отправления в загробный мир. Ветхое двухэтажное здание в колониальном стиле окружено лесами. Сбежать невозможно. До Перми около ста километров.

Какой странный вечер. Буря угомонилась, воздух затянут дымкой, небо взирает на землю черным оком. Очертания деревьев размыты, неровная дорога, ведущая к пансионату, смазана, леса вдали утопают в шелковом мраке — кажется, будто глядишь не на улицу, а на тканое полотно. Вот на ветру шевелятся ветви, а такое чувство, что это нити пряжи схлестываются друг с другом.

Буря родила покой. День родил ночь. В этом соблюдается баланс.

С такими мыслями Инга выдыхает дым, откуда-то из глубины дома доносится мерное гудение, похожее на звук холодильника, усиленный динамиками. Неприятный звук. Она поеживается на вязаном коврике красно-желтого цвета — но не того, какой обычно приобретает лицо больного гепатитом А после физических нагрузок, а цвета осенних листьев, втоптанных в грязь. На дверном косяке она замечает кривые буквы. Кто-то, кому очень хотелось высказать свои мысли, ручкой для кроссвордов и безответных писем нацарапал вертикальную надпись.

Надпись гласит: «демоны».

Старики, они как дети. Немощные и желающие оставить след о себе, думает Инга. Как и дети, они ее раздражают. Особенно, если начинают что-то требовать своими противными старческими голосами.

Она как раз делает последнюю затяжку и бросает окурок в вечернюю мглу, когда со второго этажа раздается скрипучий голос.

Ева кричит:

— Помогайте!

Каждый вечер одно и то же. То неуклюжая бабка роняет одеяло, то мучается припадком грудной жабы, то видит в темном углу фигуру с руками, свисающими до пола.

В «Сизой Голубке» первый этаж предназначен для тех, кто хоть и выжил из ума, но еще может передвигаться самостоятельно. Второй — провонял мочой и лекарствами. Там лежат старики, испражняющиеся в медицинские утки и глазеющие на тебя, как на врага, ведь ты, в отличие от них, еще можешь ходить.

— Иду-иду, — говорит Инга и направляется в служебное помещение, где у нее припрятано кое-что нужное. Найдя в шкафчике с медикаментами темную баночку «Новопассита», она откручивает крышку и делает большой глоток. Морщится, кашляет, будто подавилась скисшим чаем, а потом вновь прикладывается к горлышку и выпивает все, что есть, залпом. Шумно вдыхает воздух. Дело в том, что вместо успокоительного в баночке коньяк.

Новости: картинка перед глазами нечеткая, штрихи окружающего мира резкие, выпуклые, как у вязаных накидок, какие кладут себе под задницы в столовой старые рухляди.

Инга достает мобильник из сумки и глядит на пустой экран. Артур со вчерашнего дня так и не позвонил.

Погода снаружи тихая, буря ушла в другой край. Погода в душе — тревожное спокойствие, изредка нарушаемое далеким громом, где-то на горизонте гроза воспламеняет облака.

— Помогайте! — слышится крик.

Слегка покачиваясь, Инга возникает в дверях холла. Свет здесь отключен, работает лишь телевизор, по дощатому полу блуждают лиловые тени. Холл — это место, где старики часами просиживают на обшарпанных стульях,