Триптих - Макс Фриш

хочешь, чтобы я тебя боялась? Я не обращалась с тобой, как с дураком. Как ты мог говорить такое? Врач тоже слышал, а потом ты и врачу сказал: моя жена обращается со мной, как с последним дураком… Ах, Маттис!.. Куда ты уставился. Я говорю: по-другому было нельзя. А ты мне не веришь! Я сказала молодому пастору, что ты вышел из церкви — конечно, я ему сказала!.. Почему ты на меня не смотришь? Маттис, ты ужасен. (Пауза.) Ах, Маттис, мой Маттис! (Пауза.) Сегодня уже неделя с тех пор, как ты в последний раз брал в руки удочку. Ровно неделя. И везде еще стоит твоя обувь, а я все время думаю: когда пойдет дождь, ты вернешься домой… Ты не знаешь, что это такое — быть вдовой. Честно говоря, я обрадовалась колокольному звону, все были ему рады.

Участник поминок возвращается из туалета.

Из твоих испанских ветеранов не пришел ни один. Быть может, их давно уже нет в живых — а о чем мне говорить с людьми! Всегда говорил ты…

Голоса в саду.

Пастор ведь верно сказал: так смерть должна служить нам предупреждением, чтобы мы изо дня в день встречали друг друга с любовью — и потом я сижу рядом с тобой, Маттис, всю ночь, и вдруг ты говоришь, что теперь хотел бы остаться один. Так ты сказал! А наутро, когда я принесла тебе чай, ты был мертв — всегда все было по-твоему.

Тишина.

Ты не боишься смерти. Как часто ты это говорил! Ты всегда думал только о себе…

В саду со звоном разбивается стакан.

Мы думали, придет по меньшей мере человек сто, тогда тут было бы слишком тесно, ты знаешь — к счастью, дождя сегодня нет!.. Маттис, я говорю с тобой… Маттис! — что же я тебе такого сделала? Ты не узнаешь своей Софи? Я вызвала врача, я ухаживала за тобой, Маттис, день и ночь… Разве я не жила бок о бок с тобой двадцать шесть лет? Везде еще стоит твоя обувь, а что я буду делать с твоими кристаллами, это не такая уж большая ценность, по правде говоря, а ими битком набит целый шкаф… Я всегда тебе доверяла, Маттис, другой ты меня не выносил, хватал обычно свою удочку… Я всегда думала, ты все привел в порядок — какой там порядок!

В саду снова короткий смешок.

Все вспоминают твои анекдоты, а ты бросаешь меня совсем одну… Ах, Маттис, чего бы я только не стерпела, лишь бы ты снова вернулся домой, а теперь… ты хочешь, чтобы я боялась, ты меня не любишь, Маттис… Разве я виновата, что тебе пришлось умереть?.. Маттис, ты выглядишь намного моложе, и тем не менее я тебя узнаю, я тебя знала, когда ты был моложе, Маттис, а теперь ты смотришь мимо, как будто знать меня не знаешь… Что я тебе сделала? Когда-нибудь я тоже умру.

Слышен звонок во входную дверь.

Все мы умрем.

Повторный звонок.

Впрочем, были речи и в твоем вкусе. Молодой человек не имел в виду ничего дурного, но я думаю, большинству это не понравилось.

Мимо проходит Дочь.

В твоем завещании нет ни одного ласкового слова. Помнишь? Ни одного ласкового слова… Почему я была твоей женой?.. Ты хотел остаться один. Вот твое последнее слово — тебе нет дела до того, что это значит для вдовы, кроме того ты всегда рассказывал о своей матери: она расцвела, прямо-таки расцвела! Твоя мать, когда она овдовела, была на двадцать лет моложе меня… Маттис, я не жалуюсь! Ты всегда думал, я жалуюсь, а теперь сидишь в своем кресле и не говоришь ни слова… У меня была нелегкая жизнь, видит Бог.

Дочь возвращается.

Дочь. Кто-то заказал такси. (Направляется в сад.) Вдова. Что ты так на меня уставился?

Голос дочери в саду.

Дочь. Кто заказывал такси?

Голоса в саду.

Кто-то заказывал такси!

Тишина.

Вдова. О чем же я только что говорила? — что ты издеваешься… Маттис, ты издеваешься?.. Я не обращалась с тобой, как с дураком, может быть, эта твоя мымра обращалась с тобой, как с дураком. Смотри, смотри на меня! Я запретила ей сюда приходить. Может, мне принести этой особе соболезнования? Не могу же я запретить ей околачиваться на кладбище — с одной-единственной розочкой в руке. (Беззвучно плачет.) Все мне сочувствуют, только ты не сочувствуешь. (Берет себя в руки.) Ты хочешь меня наказать, потому что я жива! (Плачет навзрыд.) И как ты только можешь говорить такое, Маттис, после двадцати шести лет. Я тебе несимпатична. Ты так сказал: в интеллектуальном смысле несимпатична!

Первый Участник поминок выходит из сада.

Участник поминок. Софи.

Вдова. Вы уже уходите?

Участник поминок. За мной такси пришло. (Подает ей руку.) Дорогая Софи… (Медлит, обдумывая, что сказать.)

Вдова. Вам пора на поезд…

Участник поминок. К сожалению.

Вдова. Я понимаю, но вы знаете, он бы очень обрадовался, что вы вообще приехали, я знаю, очень бы обрадовался.

Конец рукопожатия.

Участник поминок. Всего вам доброго. (Удаляется.)

Вдова. Маттис, мне надо к гостям — в конце концов, они пришли ради меня… А я даже не поблагодарила за венки. (Поправляет волосы.) И пойми, Маттис: нельзя сразу кидаться к ящикам письменного стола покойника. Ты говорил об этом однажды, но чего только в эти дни не наваливается на плечи, и в похоронном бюро пристали: кремация или погребение? Ильза многое взяла на себя, Ильза могла этого и не знать. Почему ты никогда не разговаривал со своей дочерью? Вчера вечером я нашла твою записку — но было уже поздно, Маттис. Пойми. У них тоже свои планы… Куда ты уставился?.. И знаешь, Маттис, всегда решал ты, но одного я не позволю мне запретить: я верю во встречу на том свете.

Участники поминок входят группами.

Вы все уже собираетесь уходить?

Группа из трех мужчин.

Первый. Осенью выборы.

Второй. Чего ты ждешь от выборов?

Третий. Власть в руках у банков.

Первый. Это я знаю.

Второй. Чего вы ждете от выборов!

Первый. Я же говорю: дело просвещения. Если народ однажды поймет, что за игра пошла, то этим господам придется удалиться. Наша задача, я же говорю, это просвещение народа.

Третий. А кому принадлежит большая пресса?

Второй раскатисто смеется.

Второй. Вальтер, ты такой наивный!

Замечают Вдову и замолкают.

Вдова. Почему вы хотите так быстро уйти?

Группа из двух супружеских пар.

Мужчина. Наш сын? Представь себе: он женился. И дедушкой они