Странные занятия - Пол Ди Филиппо

— В играх они поначалу нам угрозой не будут, — сказал первый. — Особенно «Синим дьяволам».

При упоминании родной команды все заулыбались, мысленно рисуя себе потную исступленную радость летних игр в сумерках, пассов и ударов ногой по покрытому шрамами швов, приносящему удачу кожаному мечу, пока сами луна и звезды не соблазнятся тоже стать зрителями. Тут показалось, что разговор и дальше будет вращаться вокруг приближающегося игрового сезона. Но отец Чарли, который при первом упоминании о новой фабрике, нахмурясь, уставился в маслянистую грязь, увел беседу в новое русло:

— И зачем, скажите на милость, нам вообще нужна новая фабрика?

Все взгляды обратились на Кэйрнкросса. Чарли занервничал, заволновался, хотел вступиться за отца — в голове у него все спуталось.

— Разве жизнь у нас и без того не тяжелая? — продолжал Кэйрнкросс-старший. — Мы ведь стараемся производить лучший товар, чтобы получить от Фактора больше золота, которое гарантировало бы честную долю каждому рабочему, достаточно, чтобы продержаться год до следующего визита его светлости Большого Босса? — Кэйрнкросс остановился перевести дух, буравя взглядом товарищей, основательно напуганных сарказмом в адрес Фактора. — А теперь появятся новые конкуренты, новые рты, с которыми придется делиться щедротами Фактора. Если Фактор не увеличит число ярдов, которые готов купить, то к тому времени, когда новая фабрика выйдет на полную мощность, мы все душу прозакладываем в лавке компании.

— Фактор знает, что делает, Роджер, — ответил ему старик. Тут Кэйрнкросс-старший пробормотал что-то себе под нос, что расслышал как будто только Чарли: «Он всего лишь человек». — Почти двадцать лет назад он велел начать строить новую фабрику. Он должен знать рынок, на котором продает люксар — там, среди звезд. Может, он предвидит увеличение спроса, и ему нужно больше товара. Ты слишком молод, но я еще помню, как запустили прошлую фабрику. Почти сорок лет назад это было. И тогда люди говорили тоже самое. Посмотри, мы все еще неплохо зарабатываем.

Кэйрнкросс сплюнул.

— Ага, неплохо. Если, конечно, считать справедливым, что мужчина и его сыновья работают до седьмого пота, а их заработка хватает лишь на то, чтобы протянуть до смерти — а умираем-то мы по большей части молодыми, и времени и сил ни на что, кроме игры в мяч, не остается. Подумай, что мог бы Фактор сделать для нас и нашей планеты, если бы захотел…

На это мужчины рассмеялись. Чарли поморщился — ему было обидно за отца.

— Конечно, — сказал один, — он может сделать нас бессмертным, как он сам, и чтобы мы целый день летали по воздуху и питались лунным светом, и высчитывали, сколько ангелов парят между землей и звездами. Хватит молоть чушь, Роджер. Любому мужчине достаточно изготовлять ткань, растить детей да сражаться на игровом поле. Вот такая жизнь по нам, это тебе не какая-нибудь эфемерная мечта.

Кэйрнкросс-старший как будто хотел продолжить, но, чувствуя, что общее настроение обратилось против него, встал, повернулся и широким шагом ушел назад на фабрику. После его ухода шутки об игре в мяч звучали приглушенно и натянуто, сумасбродные слова Кэйрнкросса лишили их соли и радости, и мужчины вскоре зашаркали назад на фабрику — впервые! — за несколько минут до того, как колокольный звон возвестил конец перерыва. — Оставшись одни, мальчишки еще постояли среди скамеек, рассеянно царапая перочинными ножиками растрескавшиеся от непогоды серые доски или поддавая носком маслянистые комья земли. Размолвка отцов, казалось, коснулась и их. Кое-кто с любопытством, но без обвинения поглядывал на Чарли, будто он мог объяснить или оправдать неуместную вспышку отца.

Ничего такого Чарли не мог. Доводы отца слишком смутили его, чтобы пытаться их истолковывать. Он никогда не замечал, чтобы отец так вел себя или излагал столь крамольные мысли — хотя, конечно, случалось, что отец бывал угрюмо замкнут или взрывчато обидчив (а с чьим отцом так не бывает?), — и спросил себя, а не связано ли необычное настроение отца с его собственным скорым поступлением на Фабрику. Взгляды мальчишек Чарли встречал храбро (толика восторга от покорения кирпичной горы еще пронизывала его и укрывала броней), и вскоре они отводили глаза. Вскоре к ним вернулась природная жизнерадостность, и они наперегонки понеслись через луг домой, к шумным предвечерним забавам.

Чарли за ними не побежал. Он все еще был слишком растерян, чтобы следовать обычному распорядку бездумных игр. Ему надо побыть одному, кое о чем подумать. Держась пропитанной маслом полосы, помахивая судком и бутылью отца, Чарли пошел на север, слева от него тянулось драконье тело Фабрики, а справа — сумрачные кирпичные дома. Когда он миновал самый северный дом своего поселка, а до самого южного в следующем было еще довольно далеко, он повернул на восток, прочь от Фабрики, и зашагал напрямик через луга. Пахнущий сеном, нагретый воздух над высокой, по грудь, травой был полон снующей мошки, походил на привидевшуюся ему взвесь люксара за воротами Фабрики. Когда мошка назойливо закружила у его лица, Чарли отмахнулся.

Луг начал полого подниматься на склон: дома остались позади, внизу, к югу и к северу. Появлялись редкие купы молодых саподилл, точно часовые видневшегося впереди леса. За ними стали встречаться палисандры и ладанные сосны. Когда остроугольные тени деревьев начали перекрывать друг друга, трава поредела. Последними из цветов остались изящные, но выносливые златоглазки. Наконец, под взрослыми деревьями, чернозем сменился лиственным перегноем и узловатыми корнями, над хвойными иголками поднялись грибы с красными пятнышками на шляпках. Журчали вниз по склону родники, посмеиваясь в бесхитростном самодовольстве, неся свои незначительные по отдельности, но обильные вместе воды в Суолебурн.

«Много фабрик нужно, чтобы сделать Фабрику…»

Чарли с трудом карабкался вверх по восточному склону Долины. Под высокими деревьями стало прохладнее, да и мошки меньше. Только от ствола к стволу рассекал воздух, словно камень из пращи, одинокий короед в палец толщиной.

В древесной дремоте, которая так напоминала службу на Выходной (жужжание жуков здесь заменяло гудение пастора Пурбека), Чарли попытался перебрать события утра, начиная с триумфа на кирпичной горе и кончая сбивающим с толку разговором взрослых. Но они никак не складывались в единую картину, способную вместить и его радость, и его недоумение. Поэтому он сдался и постарался просто радоваться прогулке. Он вышел на гребень, знаменующий конец Долины, границу между знакомым и чужим.

Отсюда стали видны лысые пятна среди деревьев — там скалистые позвонки холма проступали сквозь шкуру из верхнего слоя почвы. Двигаясь по гребню на юг, Чарли оказался как раз в таком месте. Поднимавшийся от опаленных солнцем камней жар был столь силен, что над ним колебался воздух. Приятно было выйти сюда из сравнительной прохлады под деревьями — точно завернулся зимней ночью в одеяло, теплое от нагретых кирпичей.

Поставив пустой судок в траву, Чарли залез на огромный шишковатый валун, подтянул к подбородку колени (никто этот насесту него не оспаривал) и огляделся по сторонам — так далеко от дома! Даже кроны ближайших деревьев остались внизу и не закрывали потрясающей картины.