Седьмая функция языка - Лоран Бине

– Хочу заняться политикой.

– В США? Рассчитываешь получить гражданство?

– Почему нет.

– Ты что… э… на выборы пойдешь?

– Хм, сначала надо подтянуть английский и натурализоваться. И потом, чтобы стать кандидатом, побеждать на дебатах мало, надо еще… как сказать… все время окучивать свою грядку. Пожалуй, можно думать о праймериз демократов в 2020, почему нет, но не раньше, ха-ха.

Слиман решил обернуть все в шутку, и потому Симон задается вопросом, не было ли это всерьез…

– Да нет, понимаешь, в Колумбийском я встретил одного студента и чувствую, если ему помочь, он далеко пойдет.

– Насколько далеко?

– Думаю, сенатором я его сделаю.

– А зачем?

– Да так. Он черный, с Гавайев.

– Хм, ясно. Вершина, соразмерная твоим новым способностям.

– Это не совсем способности.

– Знаю.

Ударом правой Лендл посылает мяч за три метра от Борга.

– Да, Борг к такому не привык. Этот чех – парень крепкий.

Симон не спешит переходить к теме, ради которой он на самом деле хотел встретиться со Слиманом, хотя тот практически читает его мысли.

– Я слушал ее по кругу на плеере, но просто выучить ее наизусть мало, знаешь…

– Это методика? Какая-то хитрость?

– Скорее ключ или зацепка, чем методика. Якобсон действительно описал ее и назвал перформативной функцией, но «перформативная» – это образно.

Слиман смотрит, как Борг бьет слева обеими руками.

– Это техника, скажем так.

– В смысле – от греческого?

Слиман улыбается.

– Да, технэ, если угодно. Праксис, поэзис… Представь, я все это выучил.

– И почувствовал себя непобедимым?

– Да, но это не значит, что так и есть. Пожалуй, победить меня можно.

– Без функции?

Слиман улыбается.

– Это еще посмотрим. Но мне есть чему поучиться. И практика нужна. Убедить таможенника или секретаршу – это одно, но выборы – это сложнее. Мне еще есть куда расти.

Симон задается вопросом, какого уровня достиг Миттеран и может ли президент от социалистов проиграть выборы или будет переизбираться до гробовой доски.

Лендл тем временем бьется с шведской машиной и вырывает четвертый сет. Волнение в зрительских рядах: давно уже Боргу не приходилось играть пятый сет в матчах «Ролан Гаррос». По правде говоря, он вообще не проиграл ни одного сета с семьдесят девятого, с финала против Виктора Печчи. А его последнее поражение здесь случилось в семьдесят шестом, от Панатты[521].

Борг допускает двойную ошибку и дарит Лендлу брейк.

– Даже не знаю, что кажется более невероятным, – говорит Симон, – шестая победа Борга… или его поражение.

Борг отвечает эйсом. Лендл что-то кричит на чешском.

Симон понимает, что он желает Боргу победы, и в этом пожелании, несомненно, есть толика суеверия, консерватизма, боязни перемен, но это была бы также победа вероятного над невероятным: Борг, бесспорно, номер один, он обошел Коннорса и Макинроя, разбил всех соперников на пути к финалу, тогда как Лендл, пятый мировой номер, чуть не проиграл полуфинал Хосе Луису Клерку, а во втором туре – Андресу Гомесу. Все в порядке вещей…

– Кстати, есть новости от Фуко?

– Да, мы переписываемся. В Париже я живу у него. Он продолжает работать над историей сексуальности.

– А… седьмая функция его не интересует? Хотя бы как предмет изучения?

– Вообще-то, в последнее время он отошел от лингвистики. Может, еще вернется. Как бы то ни было, он проявил деликатность и сообщил мне об этом первому.

– Хм, понятно.

– Да нет, я ничего не хотел этим сказать…

У Борга снова брейк.

Симон и Слиман прекращают разговор и следят за игрой.

Слиман вспоминает Хамеда.

– А как эта дрянь Кристева?

– У нее все хорошо. А знаешь, что стало с Соллерсом?

Недобрая ухмылка озаряет лицо Слимана.

Оба смутно чувствуют, что в один прекрасный день сойдутся лицом к лицу за звание великого Протагора в «Клубе Логос», но сейчас друг другу в этом не признаются. Умберто Эко Симон вообще постарался не упоминать.

У Лендла тоже брейк.

Исход игры все более неоднозначен.

– А у тебя какие планы?

Симон усмехается, демонстрируя культю.

– «Ролан Гаросс» выиграть будет сложно.

– Но для поездки в Транссибирском экспрессе то что надо.

Симон смеется над аллюзией на Сандрара, еще одного однорукого автора, и задается вопросом, когда Слиман успел так натаскаться в литературе.

Лендл не хочет проигрывать, но Борга поди сломай.

И все-таки…

Происходит невероятное.

У Лендла брейк.

И подача в решающем гейме.

Молодой чех волнуется: ставка высока.

Но выигрывает.

Непобедимый Борг сражен. Лендл вскидывает руки ввысь.

Слиман со всеми зрителями аплодирует.

Симон смотрит, как Лендл поднимает кубок, и не знает, что думать.

Симон стоит у входа в галерею Умберто Первого, откуда ему открывается гармоничное и возвышенное сочетание стекла и мрамора, но внутрь не спешит. Галерея – ориентир, а не цель. Он развернул карту, ему непонятно, где же все-таки виа Рома, у него впечатление, что план города неправильный.

И все-таки виа Рома должна где-то быть. Но вместо нее – виа Толеда.

Сзади, с противоположного тротуара, за ним с интересом наблюдает пожилой чистильщик обуви.

Симон знает, чего тот ждет: хочет посмотреть, как он будет складывать карту одной рукой.

У старика есть деревянный ящик, на нем он соорудил подпорку, на которой держится обувь. Симон замечает, что есть даже скос для каблука.

Они переглядываются.

Озадаченность царит по обе стороны неаполитанской улицы.

Симон не знает точно, где находится. Он начинает складывать карту – медленно, но ловко, не сводя глаз с чистильщика.

А тот вдруг переводит взгляд в точку где-то выше, строго по вертикали, и Симон чувствует – происходит что-то не то, поскольку тусклая мина старика вмиг сменяется изумленной.