Социальная справедливость и город - Дэвид Харви

Осман четко осознавал, что его миссия заключалась в том, чтобы через урбанизацию помочь решить проблемы избыточного капитала и безработицы. Реконструкция Парижа потребовала огромных человеческих и финансовых ресурсов по стандартам того времени и, в сочетании с подавлением бунтарских настроений парижских рабочих, стала основным средством социальной стабилизации. Осман основывался на утопических планах перестройки Парижа, обсуждавшихся фурьеристами и сенсимонистами в 1840-х годах, но с одной значимой поправкой: он изменил масштаб, в котором представлялся городской процесс. Когда архитектор Жак-Игнас Иторф показал Наполеону свои планы нового бульвара, Осман бросил их ему обратно со словами: «Недостаточно широкий… у вас он 40 метров в ширину, а мне нужно, чтобы было 120». Он присоединил к Парижу предместья и перестроил целые кварталы, такие как Les Halles. Для этого ему были необходимы новые финансовые институты и долговые инструменты — Crédit Mobilier и Crédit Immobilier, которые были разработаны под влиянием идей Сен-Симона. По сути, он помог разрешить проблему размещения избыточного капитала, создав протокейнсианскую систему долгового финансирования инфраструктурных городских изменений.

Система прекрасно работала около 15 лет и включала в себя не только трансформацию городской инфраструктуры, но и создание нового образа жизни и типа горожанина. Париж стал «городом огней», роскошным центром потребления, туризма и удовольствий; кафе, огромные магазины, модная индустрия и великолепные выставки — все это изменило городскую жизнь настолько, что она смогла освоить все излишки капитала через потребление. Но в 1868 году разбухшая и спекулятивная финансовая система рухнула вместе с кредитными структурами. Осман был отстранен от дел; Наполеон III в отчаянии бросился воевать с Германией Бисмарка и проиграл. В образовавшемся вакууме возникла Парижская коммуна, один из величайших революционных эпизодов в капиталистической городской истории, подпитываемая частично ностальгией по разрушенному Османом миру и желанием обездоленных реконструкцией Османа отвоевать город обратно[29].

Перенесемся теперь в США 1940-х. Масштабная мобилизация сил для военных действий временно разрешила проблему с размещением прибавочного капитала (вместе с сопутствующей ей безработицей), которая казалась такой неподатливой в 1930-х годах. Но все были озабочены вопросом, что же будет после войны. Политически ситуация была опасной: федеральное правительство, по сути, управляло национализированной экономикой и находилось в союзе с коммунистическим Советским Союзом, при этом в 1930-х годах возникли мощные общественные движения с социалистическим уклоном. Как и во времена Луи Бонапарта, правящий класс и здесь прибег к мощным дозам политических репрессий, последующая история маккартизма и холодной войны, многочисленные признаки которой были заметны уже в ранних 1940-х годах, тоже вполне узнаваема. На экономическом фронте главным по-прежнему был вопрос, куда девать избыточный капитал.

В 1942 году «Архитектурный форум» подробно осветил проекты Османа. Было описано в деталях, что он сделал, и предпринят анализ его ошибок, но при этом делалась попытка создать ему репутацию одного из величайших урбанистов всех времен. Статья была написана не кем иным, как Робертом Мозесом, который после Второй мировой войны сделал с Нью-Йорком то же, что и Осман с Парижем (Moses, 1942, 57–66). То есть Мозес изменил масштаб, в котором мыслился процесс городского развития. Путем сооружения скоростных магистралей и инфраструктурных изменений, субурбанизации и полной смены инженерной системы не только города, но всей пригородной территории он помог разрешить проблемы размещения прибавочного капитала. Для этого он воспользовался новыми финансовыми институтами и налоговым регулированием, которые снимали ограничения по кредитам на долговое финансирование городского роста. Охватив все основные городские центры США — еще одно изменение масштаба, — этот процесс сыграл ключевую роль в стабилизации мирового капитализма после 1945 года, в период, когда США, испытывая торговый дефицит, смогли позволить себе господствовать в мировой некоммунистической экономике.

Субурбанизация в США была не просто вопросом новой инфраструктуры. Как и в Париже времен Второй империи, она включала в себя радикальную трансформацию жизненного стиля, внедряя новые продукты, начиная от жилья и заканчивая холодильниками и кондиционерами, а также двумя машинами в гараже и огромным ростом потребления бензина. Она изменила и политический ландшафт, поскольку субсидируемое домовладение для среднего класса сместило фокус общественных действий на защиту ценностей собственности и на индивидуальные идентичности, подтолкнув избирателей в пригородах к консервативному республиканизму. Обложенные кредитами домовладельцы, как считалось, менее склонны выходить на демонстрации. Этот проект удачно помог освоить излишки капитала и усилил социальную стабильность, хотя и за счет выхолащивания центров городов и роста городских волнений среди тех, в основном афроамериканцев, кто не был допущен к новому проекту процветания.

К концу 1960-х годов начал разворачиваться кризис другого рода; Мозес, как и Осман, впал в немилость, и его решения стали рассматривать как неправильные и неприемлемые. Традиционалисты объединились вокруг Джейн Джекобс и пытались противопоставить жесткому модернизму проектов Мозеса эстетику местных соседских сообществ. Но пригороды были уже построены, и вызванные этим радикальные изменения в стиле жизни имели множество социальных последствий, например подведя феминисток к выводу о том, что пригороды являются основным источником зла. Если османизация сыграла свою роль в формировании Парижской коммуны, то в США бездушность пригородной жизни внесла свой вклад в драматические события 1968 года. Исполненные возмущения студенты, выходцы из белых семей среднего класса, дошли до фазы открытого протеста, стали искать союзников в среде маргинализированных групп борцов за гражданские права и объединились с ними в борьбе против американского империализма в порыве создать движения за созидание мира другого типа, в котором будет и другой городской опыт.

В Париже кампания за приостановление строительства скоростной дороги на левом берегу Сены и разрушение традиционных соседских сообществ в результате вторжения «высотных гигантов», таких как площадь Италии и башня Монпарнас, способствовали активизации общей динамики волнений 1968 года. Именно в этом контексте Анри Лефевр написал «Городскую революцию», в которой предсказал не только то, что урбанизация является основополагающей для выживания капитализма и поэтому обречена стать главным фокусом политической и классовой борьбы, но и то, что она постепенно стирает границы между городом и деревней, путем производства интегрированных пространств по всей территории страны, а то и за ее пределами (Lefebvre, 1996; Lefebvre, 2003). Право на город должно было означать право управлять всем городским процессом, который разными путями все больше и больше подчинял себе и деревню, начиная от агробизнеса и заканчивая покупкой сельских домов горожанами в качестве второго жилья, и агротуризмом.

Вместе с бунтами 1968 года пришел и финансовый кризис в кредитной сфере, которая через заемное финансирование обеспечила бум на рынке недвижимости в предыдущие десятилетия. Кризис набирал обороты в конце 1960-х годов, пока наконец вся капиталистическая система не рухнула, начавшись с лопнувшего пузыря мирового рынка недвижимости в 1973 году, за которым последовало финансовое банкротство города Нью-Йорка в 1975-м. Как полагает Уильям Таб, реакция на результаты последнего, по сути, положила начало формированию неолиберального ответа на проблемы сохранности классовой власти и возрождения способности поглощать излишки, которые капитализм должен производить, чтобы выживать (Tabb, 1982).