Ученик ученика - Владимир Корн

Кожаных ремешков тоже как грязи, а грязи вокруг!.. Сделаю четыре мокроступа и на Мухорке опробую, глядишь, и получится что путное… Бедная кобыла устала, к концу дня ее даже начало пошатывать, а мне и помочь ей нечем: ни воды, ни травы. Но ничего, седлать не стану, прокатимся охлюпкой. Вдруг это шанс.

Я сделал две штуки, когда подошел Тибор и поинтересовался, чем это я так усиленно занимаюсь, что даже отказался от вина, заменявшего нам и ужин, и вечерний чай.

– Мокроступы, – заявил я с некоторым смущением. Мне ли их учить, жителей этого мира и этого времени, подобным вещам. Такого слова я не знал, и пришлось на ходу выдумать свое, состоящее из мокроты и ходьбы.

– А, слиссы. Ремешок чуть длиннее делать нужно, – заявил он и застыл на какой-то миг с широко открытым ртом…

В путь мы отправились с первыми признаками рассвета. Когда солнце выглянуло из-за еще видимых Агнальских гор, мы уже потеряли берег из вида. Наши преследователи пытались угнаться, но, видимо, среди них не нашлось человека, читающего всякую чушь в совсем не подходящих для этого местах. Они упорно пытались ехать за нами, но даже сравняться в скорости не смогли. Одна из их лошадей провалилась в топь, и бедное животное оставили погибать.

Слиссы дали нам преимущество в скорости, но не избавили от одуряющей жары, испарений и черных туч разнообразных летающих паразитов, которые явно учились на камикадзе, потому что избавиться от них можно было, только прихлопнув. И еще одна напасть – гады ползучие. Их тоже было немало. Я насчитал четыре разновидности, но затем бросил это дело, следя лишь за тем, чтобы змеи не попали под ноги Мухорки.

Но настроение было прямо-таки праздничное, особенно у тех, кто счастливо избежал смерти. Лишь Горднер по-прежнему оставался мрачен. Ну во-первых, это его обычное состояние, а во-вторых, раненое плечо не давало ему покоя.

Когда на пути попался небольшой островок суши, облюбованный какими-то птицами с длинными клювами и иссиня-черным оперением, мы остановились на отдых.

Тибор довольно язвительно поинтересовался у Чемира, по-прежнему ехавшего впереди отряда, как это он мог позабыть о слиссах. Тот даже взвился:

– Да откуда мне о них знать?! Не было у нас дураков лошадей по болотам таскать. Ты что думаешь, что у нас лошади табунами ходили? – кипятился он. – Да мы даже землю быками пахали. В деревне и лошадей-то было… – Чемир принялся загибать пальцы. – У мельника две лошади, еще у… – Тут он взмахнул рукой. – Да я сам-то на лошади ездить научился только тогда, когда в солдаты попал.

– То-то ты до сих пор на коне сидишь, как коза на заборе, – под общий смех заявил Тибор, но Чемир даже не стал ему отвечать, лишь обиженно от всех отвернулся.

Кратковременный отдых, неполная кружка вина, кислого и отдающего кожаным мехом, и снова в путь. Курс мы старались держать строго на север, туда, где виднелись вершины невысоких гор, по сравнению с Агнальскими выглядевших просто холмами. Все чаще и чаще нам приходилось забирать левее. Но горы становились все ближе, и вскоре на горизонте показался берег, еще далекий и не очень доступный.

К тому времени подул свежий ветерок, нагоняя тучи, вскоре пошел дождь, мелкий и прохладный. Капли воды разогнали гнус, дышать стало легче, и даже бедные лошади, казалось, приободрились. А может быть, они просто учуяли близость берега и травы, по которым непременно успели соскучиться.

До твердой земли мы добрались почти в сумерках. Слиссы давным-давно были утеряны, но свое дело они сделали, позволив нам оторваться. Оторваться так надежно, что преследователи потеряли всякие шансы нас догнать. По крайней мере, как мы ни всматривались в пространство за своей спиной, но обнаружить их так и не смогли. Даже зрительная труба Горднера в этом не помогала.

Ближе к берегу земля стала более твердой, но вместе с тем все чаще стали попадаться участки, выглядевшие так же, как и все вокруг, но скрывающие под жестким покровом низкорослой колючей травы самую настоящую трясину. Вот в такую трясину и провалилась наша единственная вьючная лошадь. Она брела последней, ведомая Крижоном под уздцы.

Вероятно, будь на ней всадник, такого бы не случилось. Лошади же пришло в голову взять чуть правее, и она ухнула в такой зыбун, что только голова виднелась. В какой-то мере виноват в этом был и сам Крижон. Возьми он повод чуть короче, и лошадь просто не смогла бы так далеко уйти в сторону. Видимо, Крижон сам это понимал, потому что принимал в спасении животного самое горячее участие и даже лишился в борьбе с трясиной левого сапога. Лошадь мы все же спасли.

Это случилось недалеко от каменистого и почти лишенного растительности берега, где к тому времени уже находилась часть нашего отряда. Трава там была такой же жесткой и короткой, как и на болоте. Воды поблизости не оказалось, но Горднер принял решение остановиться на ночлег – дальше нам предстояло пересечь горы, которыми мы любовались всю вторую половину дня. Соваться туда в темноте – верх легкомыслия, а барона нельзя было в этом обвинить.

Сушняк для костра все же нашелся. Вскоре в котелке уже кипела вода – неприкосновенный запас, который несла спасенная нами лошадь. Теперь можно, теперь все, завтра мы обязательно добудем воду. Вполне возможно, что вон за той горой, чья вершина так похожа на кратер вулкана, течет река с заросшими изумрудного цвета травой берегами.

Мне необходимо было найти что-нибудь подходящее для пары факелов. Только нужно быть осторожнее, пресмыкающихся гадов здесь тьма-тьмущая, прямо змеиный заповедник. А факелы мне понадобятся вот для чего.

В паре сотен шагов от того места, где мы остановились на ночлег, виднелись развалины какого-то строения, чем-то похожего на храм, слишком уж необычная у него форма. Мне оно напоминало что-то индейское, из Центральной Америки, но значительно скромнее в размерах, хотя была в нем какая-то монументальность. Никогда себе не прощу, если проеду мимо, даже не заглянув.

Я еще раз посмотрел на положение светила, на развалины, на суетящегося у костра Чемира, оставленного за кашевара. Быть может, сейчас сходить, пока окончательно не стемнело? После ужина, пусть и такого скромного, а размеры котелка ясно давали понять о величине порции, будет гораздо труднее заставить себя тащиться осматривать местные достопримечательности.

Если это храм, то вряд ли его бы стали строить на краю болота. Наверное, когда-то здесь был морской залив или озеро, а может, протекала река, судя по размерам болота, очень и очень большая. Хотя, может быть, я ошибаюсь и храм посвящен какой-нибудь Великой Гадюке.

Все, решено, сейчас и пойду. Каши мне оставят, и раньше бы не забыли, а теперь, при моем нынешнем статусе господина барона, даже думать об этом смешно.

Вот только послушаю, чем там Тибор Крижона допекает, кажется, что-то интересное. Как оказалось, дело было вот в чем. После того как я в силу своего нынешнего положения отдалился от Тибора, с которым у меня до этого были весьма приятельские отношения, тот сблизился с Крижоном. Так вот, Крижон, оставаясь в заслоне, оставил Тибору якобы во временное хранение некоторые вещи.