Затворник с Примроуз-лейн - Джеймс Реннер

– Дэн, что тут творится? Ты правда нашел Эрин?

Ларки развернулся к нему всем телом.

Сэкетта пригвоздило к месту. Кровь прилила к голове так, что зарябило в глазах.

Ларки попытался заговорить, но не смог. Его горло пересекала глубокая резаная рана. Из нее брызгала кровь и с шипением вырывался воздух. Сэкетту невольно вспомнилось жужжание ларингофона, этой голосовой коробочки у раковых больных. Ларки сполз по дверце автомобиля. За ним, склонившись к рулю, сидела женщина-агент, уже мертвая, ее глаза остекленели, в виске зияла дыра от пули.

Сэкетт встал на колени перед Ларки.

– Господи, что случилось?

Ларки шевелил, как рыба, губами, пытаясь что-то сказать. Сэкетт понимал, что он умирает.

– Что?

– Л-л-л…

– Тсс. Не разговаривай.

– Л-л-л… ловушка, – выдавил из себя Ларки.

– Какая ловушка? Это была ловушка, Дэн? Кто попал в ловушку? В какую? В чью?

– Т-т-т…

– Все, не говори ничего. Я тебя услышал. Я услышал. Ловушка.

Ларки замолчал. Из горла лилась кровь. Он поднял глаза на Сэкетта и улыбнулся. Это была улыбка гроссмейстера, внезапно увидевшего шах и мат в восемь ходов.

– Что ты? – спросил Сэкетт.

– Т-т-т… Т-т-таннер, – сказал Ларки. И умер.

* * *

Она сидела в машине, глядя на его дом с завистью, презрением и ненавистью. Синди Ноттингем знала, что никогда не будет журналистом в настоящем смысле этого слова. Давно уже знала. И ладно, настоящие журналисты больших денег не зарабатывают. Большие деньги приносят сплетни, а уж это она умела. Она знала способы вытягивать из людей секреты. Люди ей верили. Мужчины верили больше. Во всяком случае, большинство мужчин. Но не Дэвид.

Синди наслаждалась его падением. Она знала это про себя, но считала это чувство не проявлением злобы, а естественной реакцией организма на Дэвидово высокомерие. Она не журналист. Но и он тоже. И пусть весь мир это знает. Дэвид – халтурщик. Автор одной книжонки, которому просто повезло. Та история досталась ему задаром. Это она должна была ее написать. Это был ее сюжет, с самого начала. Она не сомневалась – Брюн хотел, чтобы именно она о нем писала.

Но мужчины всегда использовали ее в своих интересах, крали ее темы, деньги, ее девственность. Такова жизнь в мире мужчин. Они заслуживали всего того, что в итоге получали от нее.

Исходя злостью, Синди минут десять тихо сидела в машине, через дорогу от дома Дэвида, купленного на доходы от книги, которую должна была написать она. Она наблюдала, как Таннер вышел из машины, и тетя Пегги повела его в дом. Какой симпатичный малыш! Такого Дэвид тоже не заслужил.

На улицу свернул черный «кадиллак», и Синди поспешно присоединила к камере телеобъектив. Она согнулась за рулем и нацелила камеру на дом. Но «кадиллак», не подъезжая к дому, остановился рядом с ней.

«Попалилась, – подумала Синди. – Он, должно быть, узнал мою машину».

Водитель «кадиллака» опустил окно. Это был не Дэвид, но что-то в его лице было отчаянно знакомое.

– Кто вы? – спросил он.

– Я – журналист, а вы, блин, кто такой? – рявкнула она.

– Не узнаете?

– Нет.

– Значит, не очень-то вы хороший журналист.

И она поняла, кто это. Вспыхнуло в памяти. Не узнала сразу только потому, что он был тут совершенно не к месту. Его не должно было здесь быть. Это неправильно. Это опасно.

Он поднял руку. В ней блеснул револьвер с рукояткой цвета старой кости. Выстрел прогремел как гром.

Синди его не услышала.

Прежде чем ее мозг успел обработать звуковой сигнал, пуля пробила ту его часть, что отвечала за слуховое восприятие.

В этот самый момент Дэвид развязывал путы Эрин Макнайт.

А Кэти Кинан усаживалась за столик в ресторанчике «У Ларри».

Рановато для ужина, но времени терять нельзя. Им надо восстанавливать отношения.

«Все у нас получится, – говорила она себе. – Точно получится».

И правда, у Ральфа есть свои плюсы. Конечно, он не любит читать. И терпеть не может фильмы, в которых ничего не взрывается. Зато сопровождает ее в долгих прогулках по вечерам, когда она просто хочет, чтобы кто-то ее слушал. И он офигенно трахается.

А вот с Дэвидом никогда ничего не получится. Он весь в себе. Точнее, в своей персональной Бесконечной истории. Одна мысль, что можно поверить в ту чушь, что он рассказал тем вечером, уже была безумием.

Бедняга. Бедный неприкаянный мужик.

И все-таки.

Он был удивительный. Такой очаровательно эгоистичный и при этом беззащитный. Наивный, как подросток. Всегда ждет каких-то чудес. Ее это возбуждало.

Они с Ральфом сидели в той же кабинке, где не так давно Кэти была с Дэвидом. Она заказала грибы.

– Я хочу свозить тебя в Италию, – сказал он. – В следующем месяце. На неделю.

– Почему?

– А почему нет?

Вся ее жизнь прошла в поисках денег. Родители зарабатывали так мало, что не хватало даже на школьные экскурсии. Не потому ли она теперь восхищалась Ральфом? Впрочем, она не хотела в это вдаваться.

Пока жених посасывал пиво, Кэти рассматривала фотографии жителей Акрона с клоунскими носами. Черно-белые. Большие и маленькие. Может, фотограф лишь хотел метафорически показать, что все мы слишком серьезно к себе относимся? Что на самом деле кроется за этими снимками?

И что там написано, в нижнем правом углу ближайшей фотографии? Раньше Кэти этого не замечала.

Она пододвинулась поближе.

– «Фабьюлос пикс», – прочла Кэти вслух.

– Что?

Мозг Кэти работал изо всех сил. С синапсов в отдаленных уголках памяти сдувало паутину.

Бум!

Глаза у Кэти расширились.

– Да что такое? – переспросил Ральф.

– «Фабьюлос пикс»! – крикнула она, хватая сумочку. Слава богу, она на своей машине. – Такси себе вызови, – бросила она Ральфу и выбежала из ресторана.

– Эй! – окликнул он ее. Но Кэти, не обращая внимания, неслась прочь.

* * *

Дэвид въехал во двор своего дома вечером в начале девятого, когда мы бурно дискутировали с ним о природе навязчивых состояний и о том, как нам примириться с неудовлетворительным финалом нашей истории. В общем, вовлеченные в интеллектуальный треп, мы не заметили ни Синди Ноттингем, упавшую на руль, ни черный «кадиллак», припаркованный за ее машиной.

– Зайдете? – спросил Дэвид.

– А как же, – ответил я.

Громко взвизгнули шины – какая-то машина на предельной скорости свернула на улицу, ведущую к дому Дэвида. Казалось, она сейчас врежется в соседский вековой дуб, однако машина ловко вырулила и остановилась перед нами. Выскочила Кэти с горящим от возбуждения лицом, прекрасная, как никогда.