Эволюция красоты. Как дарвиновская теория полового отбора объясняет животный мир – и нас самих - Ричард Прам

Еще один фундаментальный изъян теории «всасывания» кроется в том, что она зиждется на допущении о важности конкуренции спермы, которая имеет смысл только в контексте стратегического женского промискуитета и обмана. Поборники теории «всасывания» утверждают, что женский оргазм эволюционировал с целью надежнее заполучить хорошие гены в том случае, когда женщина в период ее кратковременного «окна фертильности» вступает в половые контакты со многими мужчинами разного генетического качества. Если же, как постулируется, конкуренция спермы играет ключевую роль в эволюции женского оргазма, то эволюционное совершенствование этой сексуальной реакции, которое наблюдается у человека, должно сопровождаться возрастанием конкуренции спермы. Однако данное предположение полностью противоречит результатам сравнительного анализа по другим приматам. Размер семенников – наиболее достоверный показатель эволюционной истории конкуренции спермы – существенно уменьшился у человека после расхождения нашей общей с шимпанзе предковой линии на отдельные ветви, тогда как роль женского оргазма в человеческой сексуальности возросла. Напротив, самцы шимпанзе, для которых характерна сильная конкуренция спермы, имеют очень крупные семенники, и хотя самки шимпанзе способны испытывать оргазм (судя по ускорению сердцебиения и быстрым вагинальным и маточным сокращениям), по всей видимости, он все же редко возникает во время половых актов[291]. Опять же, согласно теории «всасывания», поскольку самки шимпанзе спариваются с разными самцами, варьирующими по генетическому качеству, мы должны были бы постоянно наблюдать оргазм у самок во время копуляции – в качестве механизма сортировки спермы. Но ничего такого мы не видим.

Наконец, защитники гипотезы «всасывания» удивительным образом не приняли во внимание адаптивные следствия, вытекающие из их собственной модели. Если женский оргазм эволюционировал как механизм, повышающий вероятность оплодотворения, то мужчины должны были в ходе эволюции приобрести некие адаптивные контрстратегии, призванные обеспечить эти самые всасывающие сперму оргазмы при каждом совокуплении. Для чего, в конце концов, нужен человеческий интеллект, если его нельзя использовать для повышения репродуктивного успеха мужчин? В качестве такой контрстратегии по отношению к женскому оргазму, сортирующему сперму по качеству, мужчины должны были бы приобрести всеобщую ярко выраженную заинтересованность в том, чтобы секс с ними сопровождался у женщин оргазмом. Но, как о том свидетельствуют многие и многие женщины, подобной эволюционно выработанной заинтересованности и связанного с ней усердия не наблюдается. Однако не будем исходить лишь из частных свидетельств. Антропологические данные по многим человеческим культурам[292] демонстрируют, что в мире есть множество мужчин, которые не уделяют особого внимания женскому сексуальному удовольствию и оргазму. Во многих социумах мужчины приступают к сексу с минимальными предварительными ласками и достигают эякуляции, совершенно не заботясь при этом, получает ли женщина удовольствие от такого акта. По сути дела, в целом ряде культур мужчины даже не осведомлены, что женщины в принципе способны испытывать оргазм (или по крайней мере не были осведомлены об этом до появления интернета). Опрос, проведенный в 2000 году[293] в Пакистане, показал, что 42 процента молодых мужчин-пакистанцев, имеющих высшее образование, не знали о существовании женского оргазма. Более того, во многих патриархальных обществах способность женщин к оргазму активно подавляется путем клиторэктомии и других форм целенаправленного увечья женских половых органов. Равнодушие к женскому сексуальному удовольствию и оргазму (а то и резкое их неприятие), господствующее среди мужчин во многих мировых культурах, является весьма наглядным свидетельством того, что теория «всасывания» не работает.

Споры относительно эволюции женского оргазма все еще далеки от разрешения. От гипотез «всасывания» под давлением критики уже в основном отказались. Однако, несмотря на то что большая часть доказательств, выдвигаемых в пользу теории «побочного продукта», – таких как гомология половых органов обоих полов и физиологическое сходство мужской и женской оргастической реакции, – полностью достоверны, по-прежнему остается вопрос: а нет ли оснований предположить, что женский оргазм эволюционировал сам по себе?

Интересно, что этот вопрос подняли феминистки, с точки зрения которых гипотеза «побочного продукта» излишне упрощает[294] сексуальную жизнь женщин, превращая ее естественные реакции в своеобразное «уродство». И мне кажется, что они в чем-то правы. Неужели действительно кульминация женского сексуального наслаждения достойна называться лишь исторической случайностью? Разве не следует поискать для женского оргазма, при всей его удивительности и мощи, более солидного объяснения, нежели теория «побочного продукта»?

Чего не хватает во всей этой полемике, так это истинно дарвиновской, эстетической эволюционной перспективы. До сих пор никто так и не подверг интеллектуальному осмыслению самое главное – женское субъективное ощущение сексуального наслаждения. Обе рассмотренные теории, каждая на свой лад, низводят женское удовольствие от секса до чего-то незначительного, второстепенного, возникшего случайно.

Не стоит удивляться, что наука так мало продвинулась в изучении природы удовольствия, поскольку, как я уже говорил во введении к этой книге, она никак не может оценивать и измерять ощущения, которые неизбежно оказываются вынесенными за скобки. Современная наука, изучающая половой отбор, будь то у человека или других видов, попросту не владеет методами исследования сексуального удовольствия напрямую. У нас нет способов уловить и измерить удовольствие, которое испытывает, например, самка лирохвоста, слушая непрерывный поток подражательных звуков, изливаемый токующим самцом, или глядя на покачивающиеся воздушные перья хвоста, которые самец раскрывает над собой широким полузонтиком. Не можем мы оценить и эстетические переживания самки гвианского скального петушка, когда она стоит рядом с громко кричащим самцом, неподвижно застывшим на пятачке голой земли своего токовища, в окружении других голосящих самцов, превращающих ритуал ухаживания в редкостную какофонию. Все, что мы, ученые, можем извлечь из наблюдений за этими брачными играми, – это конечный вывод: кого именно самка выберет в конце концов себе в партнеры? Но, сосредоточиваясь исключительно на результате, биологи ничего не могут сказать о приятных ощущениях и когнитивных критериях, которые побуждают самок делать тот или иной выбор.