Рубежи свободы - Влад Савин

Ну и мне (о том промолчу) славная выйдет охота! Съездил, сделал мир чище, число аллахакбаровцев поубавил, в Союзе отдохнул, и опять. Спокойнее выйдет, чем тут в политику лезть — и очень может быть, здоровее буду. Надеюсь, что отпустят меня на эту войну — или все же в Академию сошлют?

— Доложу наверх — подвел итог Пономаренко — а ты не забудь, тебя Академия в сентябре ждет. Нам ухорезов хватает — умные нужны.

И куда теперь бедному ухорезу податься? ЗИМ свой завел, еду в меланхолии по вечерней Москве. В свою квартиру на Ленинградке, где меня Мария ждет — расписались мы с ней неделю назад, не одному ж Юрке семейным уютом наслаждаться (должен вернуться скоро, обязательно спрошу, его прекрасная римлянка и в самом деле с ним ходила на чужой борт?). На регистрации лишь Юншен присутствовал, со своими дамами, "розой" и "орхидеей" (Маша с китаяночками на удивление быстро общий язык нашла — стоят три дамы и мило щебечут меж собой), ну и несколько ребят из сослуживцев (этого времени). Так что законно и с чистой совестью забрал я Марию из ее общаги, и у себя, так же по закону, прописал. "Вы ведь женитесь когда-нибудь, товарищ Кунцевич, и детей заведете". Будут уже мои внуки в этой квартире жить в этом 1991 году. Даже поругаться успели — ну зачем тебе госпиталь, моей зарплаты на двоих с избытком хватит! Нет — "хочу чтобы профессия была, с осени в мединститут поступаю". А меня так очень напрягает, когда приезжаю домой, а жена на ночном дежурстве! В госпиталь съездил, поговорил, чтоб ее только в день ставили — так Маша в обиде, "перед подругами неудобно, такая привилегия". Так ты вообще работать не обязана, на замужних не распространяется закон о тунеядстве! Нет, говорит, хочу врачом стать.

Но сегодня она в утро, значит должна дома быть. Время, восьми нет — детское еще. Может, в кино пойти — хотя мы с Марией уже все новинки киноэкрана пересмотрели (раз телевизора нет, а до интернета с ютубом и прочим, вообще как до луны). Через площадь Маяковского проезжаю, там кинотеатр "Москва" (бывший "Дом Ханонжонкова", с тринадцатого года — Первую Мировую, революцию, Гражданскую, Отечественную и построение социализма пережил, демократии с рынком не вынес, в моем 2012 году там была пивная с закусочной и банкетный зал), и на афише — лицо нашей итальянки, "Высота". Фильм, где вместе с Лючией и Та, кто на Марию похожа, снялась. В ином времени я, желая любимые кадры увидеть, видеоролик смотрел бы на компе — ну а тут, только по билету и в зале. Обычное время сеансов — в восемь и девять сорок.

Успею еще домой заехать. И Марию убедить, что чем сидеть скучать в квартире, лучше проветриться и культурно отдохнуть, пусть даже на фильме, что мы уже смотрели. Или махнуть на все, и взять билет на восьмичасовой — а Маше сказать, что на службе задержался?

Если узнает — смешно, если ревновать станет, к изображению на киноэкране!

Оливер Гарднер, корреспондент "Дейли Экспресс".

Война не завершилась с повешением Гитлера. Она продолжается — и кончится лишь с окончательной победой сил Света над воинством Тьмы!

Я был в Москве, Киеве, Львове. Ездил по территории, где когда-то была Киевская Русь — европейское государство, правители которого имели самые тесные связи с Европой, вплоть до того, что заключали династические браки, выдавая своих принцесс за европейских королей. Московское царство, от которого ведут родословную Российская Империя, а за ней СССР, возникло гораздо позже — как часть азиатской, татарской Орды. И об этом забывают те, кто сегодня считают русских европейцами, славянами. Но даже Пушкин говорил — поскреби русского, найдешь татарина[36].

Меня удивляло, отчего в Киеве (это столица еще недавно существовавшей в составе СССР Украинской республики) население практически ничем не отличается от русских в Москве, там практически не услышишь особой "украинской" речи. И лишь на западе, в Галиции, сохранились островки прежней культуры. Конечно, тут еще сказывается благотворное влияние того факта, что данная территория очень долгое время была частью Польши, затем Австро-Венгерской Империи, но не России. Но также это — влияние изощренной русской политики на присоединяемых землях!

Я был на пароходе "Адмирал Нахимов", непосредственным свидетелем того печального инцидента. Среди пассажиров был русский адмирал Лазарев, самая загадочная фигура в русской правящей верхушке — очень жаль, что я не успел взять у него интервью. В ресторане он находился вместе с женой (очень красивая женщина, похожая на актрису из одного русского фильма, пользовавшегося большой популярностью), двумя сыновьями и многочисленной свитой. Нам прислуживали вышколенные официанты, среди них был один, очень представительного вида, похожий на священника. Я видел, как он нагнулся над столом Лазаревых — и в следующую минуту там что-то произошло, несчастному официанту скрутили руки и потащили прочь. Адмирал с семьей, как и несколько других важных персон, окруженные охраной, также спешно покинули ресторан. Когда я пытался это сфотографировать, ко мне подскочили двое агентов в штатском, и грубо велели засветить пленку. А всей оставшейся публике было приказано разойтись по своим каютам и оставаться там, до особого разрешения.

Сейчас о том можно сказать — накануне я имел разговор с представителем украинского Сопротивления. Мне был дан намек, что на корабле что-то должно произойти — и, воспользовавшись вынужденным заточением в каюте, я стал набрасывать в блокноте предварительный план будущего репортажа. Не опасаясь за себя лично — ведь журналисты, это некомбатанты, их не принято трогать, по крайней мере, в цивилизованных странах и в мирное время. Но русские повели себя как варвары — ворвались в мою каюту, все перевернули вверх дном, и мой блокнот стал главной уликой. Еще, у меня якобы нашли боеприпасы — смешно, ведь журналисту совсем не надо лично в кого-то стрелять! — а также заявили, что кто-то из схваченных повстанцев дал показания против меня. Я не имел дипломатического статуса, хотя британский консул в Одессе был предупрежден и готов, при моем исчезновении, сделать запрос о моей судьбе. Но русский офицер НКВД, допрашивающий меня, сказал, что если здесь дошло до взрывов и стрельбы, то на корабле действуют законы военного времени — и любого, заподозренного в сотрудничестве с врагом, могут допрашивать с применением пыток, а затем расстрелять без всякого суда. У него были глаза патологического убийцы, и я понял, что он не шутит. И я дал требуемые показания, и все подписал — как сделал бы на моем месте любой благоразумный человек.

Про свое заключение в севастопольской тюрьме ничего интересного сказать не могу. Как и про свое этапирование в Москву, в отдельном купе почтового вагона, под конвоем солдат НКВД или СМЕРШ — первые, это советская тайная политическая полиция, вторые, это армейская разведка и контрразведка, при сильном соперничестве друг с другом[37]. К чести русских, могу отметить, что меня не били, не пытали, не морили голодом, и содержали во вполне приличных условиях (за одним исключением — русские поезда, это подлинный ужас), но строго контролировали каждый мой шаг. Ведь в будущем судебном процессе, я формально считался не обвиняемым, а свидетелем — и разумеется, моя изоляция была нужна лишь для моей безопасности.